– Вот как, мне кажется, развивались события, –
заговорила я тише, слегка наклонившись к Петру Ильичу, – вы хотели, чтобы
я приехала на Седьмую Советскую и чтобы там нашли именно мой труп… Это было бы
куда логичнее – ведь именно я опубликовала серию разоблачений, поставивших
крест на карьере Алексея Игоревича Березкина, и если бы в его квартире нашли
мой труп, для него это было бы приговором: мотив у него есть, труп найден в его
квартире, и его, насколько я знаю, арестовали прямо на месте преступления. Но я
не пришла, и вы решили, что ловушка на Березкина не должна остаться пустой, и
вместо моего трупа подбросили труп киллерши… Дополнительный плюс тот, что вы
сэкономили на гонораре…
Судя по всему, стреляя наугад, я попала в яблочко. Во всяком
случае, Петр Ильич, отшатнулся, как от удара, и резко побледнел. Лицо его
постарело и утратило обычную холеную невозмутимость.
– Я не имею к этому никакого отношения! – повторил
он раздельно и громко, как глухой. – Я не звонил вам!
– Эге, Петр Ильич, – проговорила я, еще ближе
придвинувшись к нему, как побеждающий фехтовальщик наступает на своего
сломленного противника, – а вот вы и проговорились! Откуда вы знаете о
звонке? Я ведь ничего о нем не говорила, сказала только, что вы хотели заманить
меня на Седьмую Советскую.
Петр Ильич неожиданно преобразился. Растерянность и паника
сошли с его лица, как будто он смыл грим. Лицо его стало холодным, жестким и
решительным. Судя по всему, он принял какое‑то решение. Скосив глаза на
часы, он взглянул на меня и сказал с холодной насмешкой:
– Вы явно заигрались, моя милая, а это не игра. Ваш
кофе совсем остыл. Допейте его.
Мне очень не понравилось то, как он посматривает на часы.
Старый скорпион явно кого‑то ждал.
– Имейте в виду, – я взглянула на него так, как,
наверное, смотрит на ястреба очень решительный и умный кролик, – имейте в
виду: если со мной что‑то случится, все материалы по этому делу попадут в
газету! Я приняла соответствующие меры! И расписала все очень и очень подробно,
ваша роль в этом деле – главная…
Потянувшись к своей чашке, я с нарочитой неловкостью задела
ее локтем, опрокинув кофе со сливками на свою юбку. Чертыхнувшись, вскочила,
схватила сумку и бросилась в дамскую комнату.
Петр Ильич поднялся из‑за стола, но за мной не
последовал, уж на это‑то его воспитания хватило.
Закрыв за собой дверь, я наспех замыла кофейное пятно, затем
занялась тем, ради чего, собственно, и устроила аттракцион с опрокинутой
чашкой: вынула кассету из диктофона, нашла у себя в сумке упаковку пластыря и
клейкой полоской прилепила кассету к задней стенке сливного бачка унитаза.
Когда я мыла руки, дверь туалета скрипнула, и за моей спиной
показался женский силуэт. Я сделала вид, что изучаю кофейное пятно на юбке, но
вдруг сильная рука схватила меня за локоть, и в кожу сквозь ткань рукава
вонзился шприц.
Попытавшись вырваться, я повернула голову к неожиданному
врагу и успела разглядеть пышные рыжие волосы. Потом на меня накатила теплая
волна странного безразличия.
Кафельные стены вокруг закачались и стали странно далекими.
Мне стало удивительно легко и весело, рядом со мной стояла лучшая подруга,
которая желала мне только добра. Она легко подхватила меня под руку и повела
через зал кафе, мимо раскачивающихся столиков. За одним из этих столов сидел
симпатичный пожилой мужчина. Кажется, раньше я его знала и хотела с ним о чем‑то
поговорить, но никак не могла вспомнить, о чем. Это показалось мне очень
смешным, и я расхохоталась. Лучшая подруга что‑то сказала приблизившейся
к нам официантке, и та тотчас отскочила… Это тоже было удивительно смешно.
Мы вышли на улицу, и подруга подвела меня к машине. Машина
покачивалась, как будто это была вовсе не машина, а лодка. Смешнее этого я
вообще ничего в жизни не видела. Подруга пыталась мне что‑то объяснить
или просила о чем‑то, но я ничего не понимала и только непрерывно
смеялась. Наконец она усадила меня в машину. Здесь мне стало очень грустно и
захотелось плакать, но очень скоро мы приехали, и пришлось снова идти. Подруга
помогла мне подняться по лестнице, мы вошли в очень странную квартиру, где все
предметы раскачивались и постоянно меняли форму. Я увидела качающийся диван и
еле успела дойти до него, так мне вдруг захотелось спать.
Пришла я в себя от нескольких энергичных пощечин. Меня мутило,
во рту было суше, чем в Сахаре, язык превратился в кусок наждака, но я начала
более или менее разумно воспринимать окружающую действительность. Во всяком
случае, больше не принимала за лучшую подругу ту рыжую мегеру, которая будила
меня затрещинами.
– Светлана, кажется? – проскрипела я тем кусочком
пустыни, который когда‑то был моим ртом. – Если у тебя когда‑нибудь
было счастливое детство, заклинаю: дай мне хоть каплю воды!
– Обойдешься! – прошипела мегера. – Я тебе
дам воды только после того, как ты скажешь, куда дела кассету из диктофона.
Скосив глаза, я увидела разбросанное рядом со мной по дивану
содержимое своей сумочки – косметику, всякие дамские мелочи. Под самый бок мне
подкатился мобильный телефон. Диктофон Светлана держала в руках.
Я немного поворочалась, чтобы сдвинуть мобильник ближе к
своей руке, моля Бога, чтобы Светлана не заметила моих маневров.
В это время в комнату вошел Петр Ильич.
– Ну что она – пришла в себя? – Он взглянул в мою
сторону и удовлетворенно кивнул.
– Вот это и называется – дружеская помощь и
участие! – проскрипела я своим пересохшим ртом, постаравшись вложить в
свою реплику как можно больше сарказма. – Вы, Петр Ильич, просто Санта‑Клаус
какой‑то! Небось на досуге старушек через улицу переводите!
– Нечего было лезть не в свои дела, – огрызнулся
он, – я, как мог, способствовал твоей карьере, имя тебе, можно сказать,
сделал…
– И все совершенно бескорыстно, – ехидно вставила
я.
Мне было важно сейчас отвлечь его разговорами, чтобы он не
заметил, что я делаю.
А делала я вот что: пальцами связанной руки на ощупь
пыталась найти на панели своего мобильника ту кнопку, на которой Никита
закодировал свой номер. Кажется, она была второй слева… только бы не ошибиться!
Я нажала кнопку. Самое ужасное, что проверить, дозвонилась ли я туда, куда
нужно, я не могла. Я могла только верить и надеяться. И могла дать понять
Никите, что я попала в переделку, и где меня искать. А где – я уже поняла. Это
была та самая квартира Петра Ильича, в которой мне уже удалось побывать.
– И что вы теперь собираетесь со мной делать? –
спросила я как можно громче, чтобы Никита услышал и понял, что я в беде.
Петр Ильич пожал плечами:
– Это, моя милая, будет зависеть от тебя. Если ты
расскажешь, с кем поделилась своими домыслами, то я не причиню тебе никакого
вреда…