– Я хочу передать ее в Русский музей, – сказал Клустер.
– Да-да. Ты прав, ее место в Русском музее.
Клустер признался, что, впервые увидев «Зимнее утро», он подумал, что эту картину следует хранить в музее. Он ее и приобрел с этими мыслями, но до сегодняшнего дня не определился, в какой же музей ее передать. Теперь он точно знал, что картина должна вернуться в Россию.
2009 г.
Миша Костров к музеям был равнодушен. Он, как и большинство людей, ценил искусство, но предпочитал это делать заочно. Бесконечные залы быстро его утомляли, он начинал скучать и старался поскорее выбраться на воздух. В Русском музее он бывал неоднократно: пару раз со школьной экскурсией и потом уже с барышнями во время свиданий. На экскурсиях он обычно шалил с такими же оболтусами, как и он сам, экскурсовода не слушал и мало что помнил из культурной программы. Когда же он шел в музей с барышней, Мишу больше интересовала его спутница, а не экспонаты. Девушка любовалась произведениями искусства, а Костров в это время любовался ею. В этот раз он впервые побывал в музее и вынес оттуда гораздо больше духовной пищи, чем за все предыдущие свои культурные походы.
– Не поверите, в Русском музее мне очень понравилось, – сообщил он, когда вернулся в отдел. – На самом деле! Там есть на что посмотреть.
Коллеги, находившиеся в комнате, улыбнулись, раздались их иронические замечания. Майор Атаманов не был настроен на веселье, он сразу перевел разговор в деловое русло:
– Ты лучше нам про «Зимнее утро» расскажи. Что с ним?
– Картина целехонька, сам видел. Специалисты говорят, что во время морского путешествия она не пострадала. «Зимнее утро» в Русском музее появилось сравнительно недавно: в 2000 году ее безвозмездно передал в музей гражданин Австрии – герр Клустер. Музейные работники толком о ней ничего рассказать не смогли, так как она относится к неизвестным работам художника. Кстати, название картины – «Зимнее утро» – в Русском музее узнали от самого дарителя – так ее называл Клустер.
Я искал в Интернете информацию об этой картине и на одном портале познакомился с интересным человеком. Он сам в прошлом художник и хорошо знаком с творчеством Кустодиева. Он рассказал, что картины этого художника обладают необыкновенной энергетикой, некоторые из них очень сильные. Они, как иконы, могут творить чудеса! Больных исцеляют, всякую тоску из души прогоняют и приносят счастье. Но только если у тебя добрые намерения, тогда действие картины будет для тебя благотворным. Если же ты что-то плохое задумал, картина, напротив, привлечет к тебе беду.
– Этого интересного человека, случайно, не Гансом зовут? – спросил Юрасов, смеясь.
– Нет. Архипом. Архип Калинкин. Между прочим, небезызвестная в определенных кругах личность! А что за Ганс?
– Ганс Кристиан Андерсен. Есть такой сказочник.
Оперативники дружно заржали.
– Да ну вас, – отмахнулся Костров. – Не верите – не надо. Когда я это «Зимнее утро» увидел, как-то странно себя почувствовал. Мне так легко вдруг стало, радостно, как будто меня всего светом внутри наполнили…
– То-то ты сияешь, как медный таз.
– Представьте себе! У меня до сих пор настроение приподнятое… Было. Пока с дорогими коллегами не пообщался! Вечно все испортите, от вас никакая картина не спасет.
– Не сердись. Мы не со зла, – миролюбиво сказал Шубин. – Мне вот тоже работы Кустодиева кажутся светлыми, от них всегда тепло на душе становится. Особенно хороши купчихи. Моя любимая – «Купчиха за чаем». Сама купчиха сидит за столом, словно царица. Блюдечко в руке, на столе – фрукты, рядом – кошка, а на заднем плане – купола и небо. А пейзажи какие! Прямо хочется в картину забраться, на полянку или на берег речки… И осень хороша своей пестрой листвой и цветным небом, и зима – искрящимся снегом, и ранняя весна – половодьем. А уж лето – так вообще сказка! «Жатва» так и греет своим желтым, как яичный желток, солнцем, которое вот-вот закатится за апельсиновый в красную полоску горизонт.
– Вот. Все подтверждается, – обрадовался Миша его поддержке. – «Графчик», на котором пытались вывезти «Зимнее утро», потерпел крушение. Фианитов картину из музея увел – и поплатился за это!
– Давайте теперь на мистику преступления начнем списывать, – отозвался Атаманов. – Работать лучше надо, а не мракобесием заниматься! Яхта разбилась оттого, что налетела на рифы, и это факт. Кто отправил на тот свет Фианитова, нам еще предстоит выяснить. Возможно, его смерть как-то связана с «Зимним утром». По поводу пребывания картины на борту яхты следует еще раз допросить экипаж «Графчика». Установлено, что к выносу картины из музея причастен Фианитов, но что именно он принес ее на яхту – этому никаких доказательств нет, все это лишь наши умозаключения. Валерий мог полотно продать кому-нибудь здесь, имевшему отношение к «Графчику». Или же вступить с ним в сговор. Когда картина пропала, тот человек мог обвинить в ее исчезновении Фианитова и свести с ним счеты.
– На эту роль – как никто другой – лучше всех подходит Суржиков! Он был в походе и мог вывезти картину, которая, по словам Борисовой, лежала в его сумке. Опять же, пропажа картины на яхте – чем не причина для ссоры, произошедшей между нашими «друзьями» накануне убийства?
– Снова все сходится на Суржикове, – скептически заметил Андрей. – Так не бывает!
– Что ж поделаешь, если карма у него такая?..
Допрошенный вновь экипаж «Графчика» о картине ничего не знал. Все делали удивленные глаза и клялись в своей непричастности. Получалось, что о наличии полотна на борту знала только Рената. Мостовой уже подумывал: не ее ли рук это дело? Идея была бредовой, поскольку следом возникали вопросы, на которые разумных ответов не находилось. Если бы «Зимнее утро» на яхту принесла Борисова, тогда с какой целью она о нем рассказала следствию? И зачем ей потом понадобилось возвращать полотно в музей? Все-таки Валентин умел мыслить логично и склонялся к той мысли, что картину пытался вывезти кто-то другой.
– Рената, вспомните, пожалуйста: когда команда перебиралась с потерпевшей крушение яхты на катер спасателей, кто-нибудь пытался забрать полотно?
– Нет, кажется. Все так быстро происходило… Малыгин сказал, что «Графчик» вот-вот зачерпнет бортом воду и пойдет ко дну, поэтому вещи собирать некогда. Все похватали только самое необходимое. А я побежала за картиной как полоумная.
– Фианитов что в это время делал?
– Валерий помогал нам с Ларисой вскарабкаться на катер. Дима руку сломал, из него помощник был неважный. Василич подгонял всех на «Графчике», он, как и полагается капитану, покинул яхту последним.
– Так, а Суржиков? – спросил следователь и тут же спохватился: – Ах, да! Он уже в воде болтался.
Суржиков, когда его спросили по поводу картины, как и следовало ожидать, тоже выразил недоумение:
– Полотно из Русского музея?! На нашей яхте?! Но как? Откуда?
– Вот и я бы хотел узнать, каким образом оно туда попало? Есть основания полагать, что это произошло не без вашего участия – ведь оно находилось в вашей сумке. Песочного цвета спортивная сумка с надписью «ОАО «Атриум» – ваша ведь?