Леди-мафия - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Колычев cтр.№ 23

– Не забывай, – на прощание он окинул ее влюбленным взглядом.

Ведь он любит ее. Но, видать, не судьба им быть вместе...

* * *

Его забросили в «луноход», и начались скитания по длинным и мрачным коридорам субстанций с емким названием «неволя». РОВД, КПЗ, допросы, допросы... А дальше СИЗО – следственный изолятор. Страшное, зловещего вида здание с зарешеченными оконцами. Хмурые взгляды надзирателей, шумное «Стоять, лицом к стене!», лязганье замков, скрип дверей-решеток. И вот она, его камера, «хата».

Духота, нестерпимая вонь. Злые лица ее обитателей. Еще бы, им и без этого юнца тесно!

Семе стало не по себе. Он много слышал о жутких нравах, царящих среди обитателей тюрем. Оскорбления, избиения. Опустить, заточку загнать под ребро – здесь в порядке вещей.

Никто не сказал ему ни слова, ни доброго, ни худого; никто не ударил, когда он остановился посреди камеры. Но никто и не шелохнулся, чтобы подвинуться, освободить ему место на нарах.

В камере сидело человек двадцать. Все раздеты до пояса, у большинства на груди и на плечах наколки – видно, не впервой за решетку угодили. Все уже в годах, мало кому меньше тридцати. Смотрят на него, восемнадцатилетнего юнца, кто с интересом, кто со злобой, а кто и с полнейшим безразличием. И по-прежнему никто не торопится освободить ему место.

А нахрапом, борзостью добиваться своего Сема боялся. Не тот расклад. Не с улицы пацаны перед ним, с ними его номера не пройдут. Быстро на место поставят, еще и опустят, чего доброго...

– Эй, люди, ну чего фраерка-то маринуете? – послышался вдруг чей-то насмешливый баритон.

Голос подал здоровый как бык мужчина с потной волосатой грудью. На плечах и на руках татуировки. Скуластое, с хищным прищуром глаз лицо. От него исходила опасность.

Он поднялся со своего места и подступил к Семе.

– Тебе, фраерок, видать, невмоготу уже стоять? – Он нахально взял Сему за подбородок и потянул лицом к себе. – Сесть побыстрее хочешь?.. А ведь ты уже сидишь, по сути. Хотя и стоишь. Ха-ха!

Ему, видно, нравилось чувствовать себя остряком.

Сема затравленно молчал. В его положении только это и оставалось.

– Годков-то тебе сколько?

– Восемнадцать, – выдавил он из себя.

– Паренек ты, я вижу, не из дохлых... На чем погорел?

– Машины угонял...

– По сто семнадцатой залетел... Воровал, значит. Добро, добро. Вор – это звучит солидно. Но ты, все одно, – мужик. Законов наших не знаешь, порядков... Короче, нужен тебе знающий человек, кто тебя уму-разуму научит. Вот я опекуном твоим, хм, и стану... Меня, кстати, Прохором погоняют.

Прохор определил ему место на нарах рядом с собой. Посоветовал снять рубаху, душно, мол. Говорил с ним, что называется, по душам. Рассказывал о себе, о гоп-стопнике со стажем. Здесь оказался, говорил, по подозрению в убийстве. Разумеется, пострадал невинно. Уже две ходки на зону за ним, об этом он сообщил с гордостью. Порядки тамошние хорошо знает, может поделиться опытом. Красным брезговать, в «доме» на пол не харкать, «спасибо» никому и никогда не говорить, и все такое прочее... Только не сказал он, что порядки такие на «воровских» зонах. А сам он на «сучьих» парился... Говорил ему, Семе, рассказывал, а сам то рукой его по спине огладит, то плечо голое мягко так примнет.

А ночью, когда Прохор спал или делал вид, что спит, Сему скинули с нар и, не давая опомниться, начали бить ногами. Били, пока он не потерял сознание. Кто это делал, сколько их было, Сема не видел. Темно было, да и головы поднять не дали.

– Беспредел, в натуре, – покачал головой Прохор, когда узнал о случившемся. – Не принимает тебя, Меченый, толпа.

Меченый – такую кликуху приклеили к Семе из-за его рваной щеки. Хотя какая уж она, если честно, рваная. От прошлогодней раны остался лишь малозаметный рубец. Но все же...

– А чо я кому сделал? – стиснув зубы, процедил Сема.

Били его не абы как. По почкам, в печень, в живот, ногой в висок заехали. Сознание вышибли, но ни ребер, ни носа, ни челюсти не сломали. Лежи себе, козел побитый, отлеживайся. А ночью добавку получишь. Ожидание новой беды, казалось, витает в воздухе...

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Прохор. – Молодой ты еще. Хоть и крепкий на вид, но безобидный. Всякому охота покуражиться над тобой... А знаешь что?.. Я, так уж и быть, подпишусь за тебя. Мое слово люди слушают. Только скажу, даже пальцем тебя больше никто не тронет...

– Так скажи, – обронил Сема.

– Да? Не все так просто. Что я людям скажу? Не бейте его, он мой друг? Так это туфта. С каких это кренов у нас с тобой дружба?

– Ну, не знаю...

– А я знаю. Ты мне одну услугу окажешь, а я тебя за то прикрывать стану. И все поймут. – Прохор почему-то тяжело задышал.

– Какую услугу?

– А такую... У нас тут, понимаешь, не как в миру. Баб среди нас нету. Ни собак беззубых, на худой конец, ни кошек в валенках. А шишку-то попарить надо, без этого никуда. Природа требует!

– Ну а я-то здесь при чем? – в недоумении посмотрел на него Сема.

– А ты парень молоденький, в самом соку, скажем так. И не вонючий, как некоторые. Даже свеженький... Короче, ты вот тихонечко «тигриный глаз» мне свой подставь, а я тебе так же потихонечку и вдую. И знать никто не будет...

– Что? – окаменел Сема. – Ты что, педерастом сделать меня хочешь?

От возмущения у него задрожала нижняя челюсть. Нет, это ж надо! Какая-то уголовная мразь в «петуха» обратить его хочет. И не силой, а по согласию. Не на того напал, козляра!

– Ну так тебе от этого только добро будет, – продолжал Прохор. – Ты будешь моим личным «петушком». И никто тебя, кроме меня, трогать больше не будет. Соглашайся, а?

– Да пошел ты, ублюдок!

– Ну, ладно... Смотри, не пожалей...

«Урод долбаный!»

* * *

А ночью Сему опустили.

На него навалились сразу пятеро. Двое ухватили его за руки, двое других держали за ноги, а пятый стянул с него штаны. Он дернулся, пытаясь скинуть с себя насильников, но удар чем-то тяжелым сзади напрочь вырубил его – сознание погрузилось во тьму. Очнулся он от боли. Что-то мерзкое и скользкое входило в него сзади...

Весь следующий день уголовники похабно подмигивали ему, зазывно улыбались. В их глазах он уже был потаскушкой, но не дешевой. Он принадлежал лично Прохору, а тот никому не собирался передавать право вставить ему шершавого.

Сема люто ненавидел Прохора. Он ненавидел всех, кто его окружал. Он ненавидел весь мир!

– Ну так как, краса моя, сегодня ты полюбовно задок свой уступишь или мне снова силой тебя брать? – ближе к ночи спросил его Прохор.