— А ты козел! — презрительно скривился Федот. — Телку свою сдал…
— Ну вы же сами сказали, — сжался в комок красавчик.
— А до того у вас все ничтяк было. Жили вместе, детей делали, типа, амур. А потом бац! И все. Прошла любовь, завяли помидоры…
— Но вы же сами…
— Сами, сами, — хлопнул его по спине Федот. — Это, конечно, хорошо, что ты нам не врешь. А мучиться не будешь?
Я бы всю жизнь мучился, если бы моя подруга из-за меня сгинула…
— Вы ее убьете?
Вместо ответа из холла послышались едва уловимые щелчки. Один, второй, третий…
— Все, нет больше твоей Олеси, — выдохнул Федот.
И первым поднялся со своего места. Степан тоже встал, взял Виталия за шиворот и вытолкал в холл. А там… На полу лежали трупы. И Олеся, и Венера, и все остальные. Во лбу у каждого зияла пулевая пробоина, под головами растеклись кроваво-мозговые лужи.
Виталия стошнило.
— Что, не нравится? — затряс его Степан. — Не нравится?.. Сейчас и тебя так же…
— Не-ет!..
Чтобы сохранить себе жизнь, этот мозгляк и мать родную мог продать.
— Тогда пошли обратно. Будешь писать все заново. Про всех напишешь. И про Воланда своего. И про Дениса с Аленой…
Виталий писал долго, до полуночи. Целый рассказ получился. Хоть в редакцию детективного журнала его неси. Степан не сомневался, что все здесь правда.
— Все, а теперь поехали, — пряча бумаги, сказал он.
Блондина вытолкали из дома и зашвырнули в микроавтобус, где уже теснились тела его компаньонов. Все они были живы. Только крепко спали после щедрой порции снотворного. Никто в них не стрелял. А кроваво-мозговая жижа оказалась самым обыкновенным муляжом. Зато как хорошо способствовала написанию предельно правдивого рассказа.
Усыпили и Виталия. Прямо в автобусе. Чтобы не мучился угрызениями совести. Если она у него, конечно, была…
2
Наконец-то они дома. Задержанных оформили в изолятор временного содержания. А сами по домам. Остаток дня и всю ночь отдыхали. А утром снова на работу. Чтобы аферисты не скучали.
Первого в кабинет привели Виталия. Он затравленно глянул на Степана.
— Вы обещали меня отпустить…
— Кто тебе обещал? — удивился Федот.
— Вы.
— Бандиты тебе это обещали. А мы кто? Мы менты! Так что мы тебе ничего не обещали.
Виталий понял, что попал в западню. И помощи ждать неоткуда. Никто не освободит. Никакой надежды вырваться на волю. Если и можно на кого-то надеяться, то только на себя.
— Все равно вы меня обманули.
— Не обманули, а ввели в заблуждение, — уточнил Степан. — Интересную ты нам историю рассказал, дружок. Все подробности мы знаем — из твоего чистосердечного признания. Осталось только повторить все для протокола. Ну что, начнем?
В ответ на это предложение последовал грубый выпад.
— Да пошел ты! — окрысился Виталий.
А он и был похож на крысу, зажатую в угол.
— Ну вот, с братвой ты на «вы» и шепотом. А сотрудникам милиции можно и хамить, так? — возмущенно спросил Федот.
— Плевать я на вас хотел. И на бумажку вашу чхал…
— Это твоя бумажка. Ты ее написал.
— Написал. Под вашу диктовку. Потому что вы угрожали мне пистолетом. А докажите, что это не так! И вообще, по какому праву вы меня задержали? У вас есть санкция?
— Ну вот, о правах заговорил. Сейчас про правовое государство вспомнишь.
— И вспомню. Где следователь? Почему мне не предъявляют обвинения по всей форме? Где адвокат, наконец?
— Все? — невозмутимо спросил Степан.
— Нет!!! Я требую представителей прессы!
— А-а, ну это пожалуйста!
Федот подошел к Виталию, схватил его за шкирку, сорвал со стула и подтащил к окну.
На площадке перед входом в здание стояли два навороченных джипа. И рядом с ними, кучкой, крепкие бритоголовые ребята в коже. Чуть поодаль два «шестисотых» «мерса».
И возле них примерно такая же картина.
— Видишь, сколько журналистов? — с жесткой усмешкой спросил Федот. — И у каждого по перу. Писать будут…
Тебя писать будут. Перьями. Перо в бок, и все дела…
— Ч-что… Что это такое? — Виталия хватил мандраж.
Он, конечно же, догадался, что это вовсе не журналисты.
— Те, что на джипах, писаки от бандита по кличке Сафрон. Ага, того самого, бойцов которого вы оприходовали.
— Это не я.
— Не ты… А на «мерсах» ребята от вора в законе по кличке Берлога. Знаешь такого?
На Виталия страшно было смотреть. Казалось, — его кондратий сейчас хватит от ужаса.
— Помнишь такого, спрашиваю?
— П-помню, — через силу выдавил он.
— Конечно же, помнишь… Как ты думаешь, ему понравилось, что ты его чертиков ловить заставил?..
— Это не я.
— Ну вот, опять не ты. А кто?
— Это Воланд. Он дал команду.
— Но исполнил ты. А исполнители умирают первыми…
Кстати, твой Воланд сейчас на жарком солнышке греется.
А тебе умирать…
Как бы в подтверждение этих слов один из братков бросил взгляд на окна, увидел Виталия и сделал ему знак — ребром ладони провел себе по горлу.
— Я не хочу умирать.
Виталий был в трансе.
— Конечно же, не хочешь. А придется… Или ты не настаиваешь на своей невиновности?
— Настаиваю…
— Ну раз настаиваешь, придется тебя отпустить. На нет, как говорится, и суда нет… Все, ты свободен. Можешь идти!
— Куда?
— А куда хочешь. Только учти, черного выхода у нас нет.
Все пользуются парадным…
— Нотам…
Виталий с ужасом смотрел в окно.
— Что там?.. Ах да, журналисты… Ну так расскажешь им, что ты жертва милицейского произвола. Как ты думаешь, они тебе поверят?..
— Вы не можете так со мной поступить.
— Почему? — искренне удивился Федот. — Вы, значит, могли с людьми поступать, как вам угодно. А мы вашего брата в задницу должны целовать? Не выйдет… Вячеслава Борисовича Рысьева ты, конечно же, знаешь…
— Может быть…
— И его сына ты помнишь. Которого вы на шестьдесят тысяч долларов обули. Ну с сыном-то ладно, у него все нормально. А вот Рысьев-старший вашей милостью в психушке оказался. И неизвестно, выйдет он когда-нибудь оттуда или нет. И все это из-за ваших чертиков.