Убийственный Париж - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Трофименков cтр.№ 56

Коммунары, антиклерикалы и богоборцы, по словам Карла Маркса, «штурмовавшие небо», овладели Парижем 18 марта 1871 года, а уже 2 апреля отделили Церковь от государства: имущество конгрегаций национализировали, церкви превращали в народные клубы. Жоржа Дарбуа, парижского архиепископа, взяли в заложники, а 24 мая расстреляли в ответ на зверства контрреволюционеров-версальцев. Хотя у коммунаров были неотложные дела — шла как-никак гражданская война, а под Парижем стояли немецкие войска, — они зачем-то устроили в Сен-Лоран, откуда предусмотрительно сбежали кюре и викарий, даже не обыск, а раскопки.

Зачем они туда вообще полезли? Да вот, отвечали коммунары, решили проверить годами ходившие слухи о странных шумах, доносящихся из собора. Вспомнили вдруг, что десять лет назад одного гражданина, невзначай уснувшего в церкви, разбудили женские стоны. Тогда дело замяли, стоны списали на пьяные галлюцинации гражданина.

Результаты раскопок оказались для коммунаров то ли шоком, то ли невероятным — или ожиданным — подарком. Под алтарем нашлись четырнадцать женских скелетов, у одного из которых сохранились волосы пепельного цвета, и туннель, якобы ведущий в женскую тюрьму Сен-Лазар. У публицистов разыгралось воображение, в том числе сексуальное.

Один из лидеров Коммуны Жюль Валлес (35) безапелляционно утверждал в газете «Ле Кри дю пепле» («Крик народа»): это, безусловно, скелеты монахинь и заключенных, которых садисты-монахи позаимствовали для своих забав в женской тюрьме. Принимая во внимание, что Сен-Лазар, пользовавшаяся жуткой репутацией, славилась прежде всего как тюрьма-госпиталь для лечения венерических заболеваний, смелости развратных монахов можно лишь позавидовать. Валлес реконструировал, точнее говоря, домыслил постигшую женщин участь в духе готических романов о тайнах средневековых подземелий. Статьи Валлеса стоит рассматривать именно в рамках романтической литературной традиции, возродившейся в сугубо утилитарных, пропагандистских текстах. «Этих женщин, должно быть, усыпляли хлороформом, а потом насиловали. Им связывали руки и ноги. <…> Представьте себе эту ужасную сцену, представьте, как эти молодые женщины, эти девушки, завлеченные обманом или надеждой на удовольствие, просыпались здесь: связанные, замурованные, заживо погребенные». Другой журналист пошел еще дальше, сочинив текст от лица жертвы, очнувшейся от дурмана и мучительно задыхающейся под толщей земли: «Потрогайте наши сведенные судорогой, распахнутые челюсти».

Статья Валлеса, перепечатанная в органе Коммуны «Журналь офисьель де ла Коммюн де Пари» (таким образом его версия стала официальной), завершалась назидательно: «Легковерные матери семейств, доверяющие священникам честь ваших детей, приходите посмотреть, что скрывали отвратительные подземелья старинной церкви Сен-Лоран». И они пришли — и матери, и отцы. Толпы, стекавшиеся к церковным стенам поглазеть, как туда врываются комиссары Коммуны, не были разочарованы.

Во второй половине апреля скелеты, загадочные подземелья, «инквизиторские орудия пыток» — железные кровать, корона и корсет, — наставление, как делать аборты, и двести женских платьев обнаружились в церкви Сакре-Кер монастыря Пикпюс и в монастыре Святого Креста. Но, самое главное, из Пикпюса освободили трех монахинь, проведших по десять лет в стальных клетках: сестер Виктуар, Бернардину и Стефани. Да, соглашались коммунары, все они пребывали в невменяемом состоянии, но обезумели уже в заточении. Да и где это видано — тут коммунары были абсолютно правы — обращаться с больными женщинами как с животными, вместо того чтобы передать в руки врачей. В редкие минуты просветления пятидесятилетняя Бернардина вспоминала, что ее морили голодом и ежедневно избивали за желание даже не покинуть монастырь, а повидаться с родными.

Впрочем, коммунары не ограничились готическими фантазиями, а инициировали официальное расследование. Судебно-медицинским экспертом 28 апреля назначили человека, уважаемого и политически нейтрального. Сорокадвухлетний доктор Поль Гаше, проходивший службу в Девятом батальоне национальной гвардии, специализировался на нервных болезнях, диссертацию посвятил меланхолии. Но его имя осталось навечно в истории не медицины, а искусства. Коллекционер и художник, он был другом художников нескольких поколений — от реалистов до постимпрессионистов: Камиля Коро, Шарля Франсуа Добиньи, Эдуарда Мане, Огюста Ренуара, Камиля Писарро, Поля Сезанна. В своем доме в Овер-сюр-Уаз он приютил Винсента Ван Гога, который написал знаменитый портрет доктора и умер после двухдневных страданий на руках у Гаше, пустив себе пулю в область сердца. Впрочем, недавно появилась конспирологическая версия, что художник был убит.

Начинать расследование доктор не торопился: за первым приглашением изучить жуткие находки 30 апреля и 8 мая последовали настойчивые и сухие, если не угрожающие, напоминания. Приступил ли он к делу вообще? Скорее всего, его целиком поглотили новые обязанности главного врача военного госпиталя Сен-Мартен: раненых с каждым днем прибывало.

Коммуна обратилась к иным специалистам. Датированный 3 мая, но опубликованный в «Журналь офисьель» только 16-го, доклад подкрепил обвинения в адрес монахов научными выкладками. Разинутые челюсти жертв и то, что черепа всех скелетов повернуты в сторону вентиляционного отверстия, доказывают: их похоронили заживо. Все жертвы молоды — у всех сохранились зубы. Найденный в захоронении гребень слоновой кости — современного производства. Энтомолог, участвовавший в расследовании, обнаружил насекомое-трупоеда: значит, тому было чем поживиться. Авторы доклада даже взяли на себя смелость идентифицировать одну из жертв: череп со светлыми волосами, очевидно, принадлежал пропавшей несколько лет назад дочери виноторговца с соседней улицы. Более того: жертв было, возможно, еще больше. Под четырнадцатью скелетами обнаружилось еще одно, пересыпанное негашеной известью, захоронение.

Второй доклад, датированный 13 мая, опубликован не был. Его составил престарелый светило Академии медицинских наук, семидесятишестилетний Пьер Адольф Пиорри, автор диссертации «Об опасности, которую представляет для светских людей чтение трудов по медицине» (1816). Восемнадцать (?) беззубых (за исключением одного) скелетов, обследованные им, принадлежали старухам, две из которых страдали от рахита. Их плоть разложилась в незапамятные времена, когда в церквях еще хоронили, — конец этому обычаю был положен за восемьдесят лет до Коммуны.

Похоже, уважаемые эксперты исследовали какие-то разные скелеты.

Между тем набеги на церкви продолжались. 17 мая настал черед Нотр-Дам-де-Виктуар. У церковного порога выложили тринадцать еще смердящих останков, зевакам продемонстрировали найденные женские золотые браслеты и даже — это уже попахивало бредом или стопроцентной фальсификацией — отпечаток ладони, оставленный на стене жертвой, сопротивлявшейся насильникам. Настоятеля арестовали.

Уже 22 мая в горящий Париж ворвались версальцы, улицы покрылись десятками тысяч трупов коммунаров, и жалкие четырнадцать — или сколько их там было — скелетов из церковных подземелий перестали — на фоне немыслимой классовой бойни, вошедшей в историю как «кровавая неделя» — казаться воплощением ужаса. Всякие дискуссии о них были исключены победой контрреволюции. Отныне официальная версия гласила: захоронения фальсифицировали коммунары, чтобы оправдать антицерковные репрессии. За орудия пыток они выдали «ортопедические кровати», а останки — притащили с окрестных кладбищ. Более деликатный вариант той же версии: коммунары потревожили кладбище, на месте которого восстановили церковь после норманнского погрома.