– Да, я знаю. Зарплата маленькая?
– Почему вы спросили?
– Вы ведь продали Васильевой лекарство? Посетительница покраснела:
– Ира дала мне немного денег, потому что знает мои проблемы. Но я не из-за этого. Может, вы, наконец, объясните…
– Еще один вопрос. Вы предупредили Васильеву о том, что доза должна быть маленькой?
– Конечно. Там есть инструкция. Один миллилитр на два дня, если речь идет о старом человеке.
– Действительно экономно. Только речь не о немощной старушке. Ирина Васильева угостила молодую девушку, добавив как минимум четыре ампулы в спиртное.
– Этого не может быть! Она знает: со спиртным средство принимать нельзя.
– Возможно, она поступила так именно потому, что знала. Что может быть в таком случае?
– Ну, не знаю. Тяжелое состояние, рвота, головная боль.
-Амнезия?
-Да, не исключено. Временная, конечно.
– Почему такое лекарство дают людям, и без того страдающим склерозом?
– Потому что хуже не будет. Иногда такие больные, как верно описала Ирина, мучают свой мозг какими-то делами, не сделанными много лет назад, куда-то стремятся, путаются. Лекарство отвлекает их от этого. Но при чем здесь молодая девушка? Кто это?
– Долго рассказывать. Прочитайте, пожалуйста, протокол экспертизы.
Посетительница просмотрела бумаги и подняла на Славу расширенные от ужаса глаза.
– Она умерла?
– Как видите.
– У меня нет слов. Я не знаю, что сказать.
– Вы внимательно все прочитали?
– Не знаю.
– Прочтите еще раз. Я разговариваю сейчас с вами как со специалистом, а не приятельницей Ирины Васильевой. Мы имеем дело с умышленным убийством?
– Что вы, нет! Вам это скажет любой врач. Доза увеличена. Девушке вообще не нужно было давать такое лекарство. Но там был и другой препарат, тоже в большом количестве. Даже одна таблетка аспирина разжижает кровь, а их было, похоже, много. Возникла интоксикация. Девушка захлебнулась кровью и рвотными массами. Не знаю, как она оказалась одна в такой ситуации.
– Ее хотели отправить в другой город. Такая версия у подозреваемой.
– Подозреваемая… это Ирина? Ну да. Я скажу вам свое мнение, хотя уже, наверное, тоже рассматриваюсь как соучастница. Это не было умышленное убийство и даже убийство по неосторожности. Это несчастный случай. Если бы кто-то был рядом, остановил бы кровотечение, повернул бы девушку на бок, этого не произошло бы. Но я с себя вины не снимаю. Нельзя давать лекарства даже подругам.
Вы так внимательно на меня смотрите. Я не защищаю Ирину. Я в ужасе. Я не знаю, за что она так с этой несчастной… Но убивают иначе.
– К сожалению, другую женщину она убила иначе.
– Что?
– Да. Выстрел в сердце с близкого расстояния.
* * *
Из-под двери комнаты, в которой закрылся Никита, в кухню проникал густой сигаретный дым. Лена и Оля сидели за столом, над полными чашками чая, но ни одна не сделала даже глотка.
– Что мне делать? – растерянно спросила Лена. –Я же вижу, он опять не справляется с очередным кошмаром.
– Что нам делать, тетя Лена? Я хочу быть рядом, но боюсь слишком маячить перед его глазами. Это же из-за меня. Из-за нас с малышом.
– С тех пор как ты вернулась, я ждала каких-то непростых изменений. Я знаю, что он не сможет жить без тебя. Но она… Она была таким странным, тяжелым и в то же время таким преданным Никите человеком, что я мысли от себя гнала, что он когда-то ее оставит. Ждала чего угодно. Но чтобы такой ужас… Понимаешь, она тебя, живую, похоронить хотела. Чего теперь скрывать. Но она погибла, спасая жизнь моего сына.
– И моего, тетя Лена.
Они обе вздрогнули, потому что Никита стоял на пороге комнаты и слушал их разговор. Он смотрел на Олю.
– Оля, я всегда знал, что рано или поздно буду на коленях умолять тебя быть со мной. А сейчас… Понимаешь, она все время смотрит на меня, такая прямая, такая самоотверженная, такая одержимая своей, может быть, придуманной любовью. Я места себе не нахожу. Я во всем себя обвиняю. И с этим своим адом даже боюсь прийти к тебе – на ребенка посмотреть. А как мечтал, господи!
– Никита! – Оля встала, как ученица за партой. –Ты и твоя жена совершили подвиг. Вернули мне мою жизнь. Я хочу, чтоб ты знал: в этом твоем аду я где-то рядом. Я хочу помочь тебе его пройти. Но тебе пока не нужно к нам приходить. Мне вообще кажется, что тебе нужно побыть с родителями Нади.
– Да, я сейчас поеду.
– Тебе страшно? – Олины глаза были полны слез.
– В том-то и дело, что мне гораздо хуже, чем страшно. Может, на месте Григория я бы пристрелил такого зятя, который спрятался от пули за спиной жены. И спас бы меня от самого себя.
– Не говори так, Ники, – взмолилась Лена.
– Прости, мамочка. Но ты ведь тоже, наверное, о них думаешь – о Стелле и Григории.
– Еще бы, – прижала руки к груди Лена. – Потерять дочку, здоровую, молодую, так внезапно. Я тоже обязательно к ним поеду. Просто давай сначала ты. Я пока боюсь.
– Хорошо. Я поехал, – Никита попытался улыбнуться. – Звоните, если что.
Когда Никита ушел, Оля засобиралась.
– Я думала опять чай вскипятить, – загрустила Лена.
– Так ребенок же! – Оля спрятала под длинными ресницами счастливый взгляд. – Понимаете, он уже переведен на искусственное кормление, но охотнее пьет из бутылочки, если я кормлю.
– Как он, детка наша многострадальная?
– Он неописуемо прекрасен, здоров. Знаете, эта страшная женщина его, видимо, очень полюбила. Врач сказала: «Да он сверкает. Как наследный принц, которого целая свита выхаживала».
– Да уж, полюбила. Однозначно. Просто так людей не убивают. Оленька, я сразу к тебе приду на него посмотреть, как только все выяснится с похоронами Нади, с Никитой.
– Конечно. Я на похороны тоже поеду, только, чтоб никто меня не видел, в сторонке постою.
– Ты как назвала-то наследного принца?
– Эти люди назвали его Антоном. Мне кажется, он уже откликается. Я решила оставить. И найду способ сообщить этой Ирине об этом. Ее ждут большие мучения. Пусть она знает.
– Добрая ты. Теперь и не знаешь, хорошо это или плохо.
* * *
Марк дрожал в кабинете Славы. Он сидел на кончике стула и с ужасом озирался по сторонам, как будто ждал конвоиров с наручниками.
– Может, воды? – спросил Слава.
– Нет.
– Расслабьтесь, Марк, – вмешался Сергей. – Никита говорил, вы нормальный, уверенный в себе парень. Ну, что с нервами-то?