– Ладно, разберемся. Может, она просто недоглядела, что ей некорректный договор подсунули? Что уж греха таить, не до того ей было… А вы уж сразу хотите уличить Мелихову в корысти!
Мы с Бережковской молча переглянулись, но продолжать эту тему не стали. Корнилова явно симпатизировала Марине. Чего нельзя было сказать о Марии. Машу Кашинцеву Ольга Николаевна явно ненавидела, и это чувство, скорее всего, было взаимным. А это означало, что Корниловой все еще угрожает смертельная опасность. Это обстоятельство заботило ее больше, чем невыгодный контракт.
Я отправилась к себе, Наталья Петровна осталась в кабинете своей подруги.
– Что это вы так долго? – поинтересовалась бухгалтерша, но я промолчала. – Надеюсь, договор с «Палитрой» подписан?
– Нет, – ответила я.
– А почему?
– Корнилова решила провести тендер на поставку текстиля.
– Тендер?! С какой стати? Мы никогда никаких тендеров не проводили. Это вы ее надоумили? – Этими вопросами Елена Федоровна выдала мне свою личную заинтересованность в том, чтобы договор был непременно заключен. Похоже, она ждала отката. – Ладно, пойду узнаю, в чем там дело.
Корзун ушла, но практически сразу же вернулась. Судя по недовольной физиономии бухгалтерши, Ольга Николаевна ее не приняла.
Я с деловым видом полистала кое-какие бумаги и вскоре отправилась в кафетерий.
Глава 5
Илья уже сидел за столиком и просматривал какие-то фотографии.
– Вот, – он положил их передо мной. – Принес тебе показать свои последние работы. Хочу услышать твое мнение.
– Вообще-то я пришла сюда перекусить.
– Не проблема, скажи, что ты хочешь, я все принесу, – великодушно предложил мне свои услуги Кузьмин.
– Я не знаю, какой у вас тут ассортимент, поэтому посмотрю сама и все возьму, что надо.
– Как знаешь. А вообще я тебе рекомендую кофе-латте. Я на него тут крепко подсел. Это что-то невероятное! – Илья изобразил выражение высшего наслаждения на лице.
Я решила прислушаться к местному тусовщику и заказала латте, а к нему – штрудель с черникой. Вскоре барменша принесла мне высокий прозрачный бокал на ножке, в котором был слоистый коктейль из кофе, молока и пены, украшенный сверху сердечком, нарисованным ванильным сахаром.
– А ты отчего за пустым столом сидишь? – спросила я Илью.
– Латте я уже утром пил, а сейчас мне пока что ничего не хочется. День сегодня какой-то напряженный, модели нервные.
– А почему они нервничают? Съемка, что ли, экстремальная? – Я пригубила разрекламированный напиток.
Несмотря на то что я предпочитаю черный кофе, латте мне очень понравился. Да что там – понравился! Это был настоящий праздник вкуса! Чего не скажешь о штруделе. Вероятно, он был вчерашним, а то и позавчерашним.
– Нет, из-за утреннего ЧП в «Пальмире».
– Ты им свою теорию излагал?
– Излагал. А толку-то? Одна завелась, остальные ее поддержали. Хорошо, что Машка у нас больше не работает. Она еще той паникершей была!
– Машка? – переспросила я. – Это случайно не Кашинцева?
– Она, – кивнул Илья. – А ты что, ее знаешь?
– Нет, лично не знакома, но кое-что уже успела здесь о ней услышать.
– И что же?
– Ну, говорят, что она была очень красивой, пока в аварию не попала.
– Правильно говорят, – подтвердил Кузьмин, но дальше развивать эту тему не стал.
А вот я ее продолжила:
– Она что же, на самом деле больше не сможет вернуться к модельному бизнесу?
– Думаю, нет. Я, конечно, ее после аварии не видел, но там все серьезно.
– А кто ее видел?
– А тебе это зачем? – удивился фотограф.
– Так, простое женское любопытство.
– Понимаю, и был бы рад его удовлетворить, но Маша никого из наших к себе не пускает. Когда все это случилось, девчонки сбросились, купили фрукты, пошли к ней в больницу, а она с головой накрылась простынкой и так и пролежала молчком, пока они не ушли. Где-то через месяц к ней агент заходил, уже домой, чтобы деньги за последнюю фотосессию отдать, так ему домработница дверь открыла. Маша так и не показалась. Недавно у нее день рождения был, так мы ей курьера с цветами послали, а он обратно с букетом вернулся. Соседи ему сказали, что Кашинцева переехала. На звонки она не отвечает, наверное, симку поменяла.
– Да, похоже, там все серьезно.
– Вероятно. Ну что, ты поела? Готова посмотреть мои фотки?
– Давай!
Фотограф протянул мне произведения своего искусства. Я почему-то думала, что на них будут девочки в купальниках или вообще в неглиже, но все модели были одеты, правда, достаточно экстравагантно. Парики кислотных цветов, стеганые бушлаты в цветочек, костюмы наизнанку, золотые и серебристые кеды на платформах и шпильках – за этим ярким прикидом я не разглядела лиц моделей, но тем не менее похвалила Кузьмина.
– Твои фотографии могут получиться еще лучше, – пообещал он.
– Я не поняла, ты что, вербуешь меня в поредевшие ряды моделей? – рассмеялась я.
– Нет, я просто хочу с тобой поработать. У тебя очень интересное лицо, особенно когда ты злишься.
– А когда я злилась? Что-то не припомню!
– Было дело! Я подмечаю любые изменения в твоем настроении. Это – часть моей профессии. Не хочу показаться банальным, но в тебе есть какая-то загадка, и мне чертовски хочется передать это на фотографии.
– Ну, не знаю, пока что я к этому не готова. Слушай, Илья, я вот хотела у тебя спросить…
– Спрашивай. – Кузьмин заинтересованно подался вперед.
– Ты случайно не знаешь, у кого из здешних работников синий «Фиат Добло»?
– А в чем дело?
– Какой-то нахал на этом авто меня сегодня на парковке подрезал, – придумала я на ходу.
– «Фиат Добло», говоришь, синего цвета? Что-то я не припомню, чтобы у кого-нибудь из наших была такая машина. Наверное, это кто-то из клиентов. Он твой «Ситроен» задел?
– Нет, я успела увернуться.
– Мне теперь и самому уже интересно, что это за хам. – Илья осуждающе покачал головой.
Общение с фотографом из «Метагалактики» оказалось не слишком информативным. Илья лишь подтвердил, что Маша съехала с улицы Тургенева. Напрасно я надеялась, что она оставила кому-нибудь в модельном агентстве свои новые координаты. Кашинцева этого не сделала, поскольку ни с кем не водила там дружбу. А ее приятель с синим «Фиатом Добло» так и остался инкогнито.
– Знаешь, мне пора в офис, – сказала я.
– Таня, не уходи! Давай еще пообщаемся. Я уверен, что без тебя работа в ателье не остановится.