Черная книга русалки - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 47

На кухне такая же смесь мебельного хлама и тщательно поддерживаемого порядка. Только пахнет чесноком, жареной курицей да влагой. За приоткрытым окном умиротворяюще шелестит дождь, наполняя вечерний сумрак многими оттенками.

– Садитесь! Вы не думайте, я люблю своего мужа, но понимаю, что Евгений, конечно, хороший человек, но не чета... – Антонина заломила руки. – Да... вы уже поняли! Вы сразу показались мне человеком проницательным! Я любила его! Горячо, искренне, пылко, как только один человек способен любить другого! О, это была настоящая трагедия, достойная пера Шекспира!

Голос дребезжащий, словно надколотые медные тарелки, которые все никак не смирятся с тем, что стары и боле не пригодны к музыке.

– Он был для меня всем! Другом, братом... он предал меня! Всех нас! Мы были помолвлены! Мы ждали, когда мне исполнится восемнадцать. Ах эти условности, как будто Джульетта любила бы больше, будь она старше! Но нет, никто не способен преступить закон. И мы ждали, готовились, я уже считала его дом своим, и его родители меня любили как родную дочь! А он взял и...

– Женился на другой.

– Привез! Представляете, уехал на практику – собирать легенды, а вернулся с женой! Отвратительно! – Теперь хрупкие черты Антонины исказились гневом. – Как он мог? Почему не думал, что любовь, истинная любовь не только и не столько зов плоти, но и ответственность?! Я думала, что умру. Да, я пыталась умереть! Пять раз!

Многовато. Не пахнет тут стремлением уйти из жизни, а вот на желание подлить масла в огонь, растравить войну, которая, видать, и без того вспыхнула между «хорошими семьями», похоже.

– Как он мог? Я сказала ему! Ей! Всем сказала, что я думаю! Я их прокляла!

– Тоня! – донесся из комнаты унылый голос Евгения. – Тонь, пивка принеси.

– Сейчас. – Она, разом растеряв патетический пыл, кинулась к холодильнику, вытащила банку «Оболони» и выбежала из кухни.

Вот такая странная жизнь, самая обыкновенная, если подумать. Влюбилась, планировала, а потом вышло, что планы были односторонними, жених сбежал из-под венца. Невеста же, погоревав отведенное приличиями время, вновь пустилась в поиски суженого. И нашла. Толстого, лысоватого, беззлобного и бесполезного. Зато согласившегося украсить палец заветным ободком.

– Я благодарна Евгению, что он залечил мои раны, – дрожащим голосом произнесла вернувшаяся Антонина. – Он сумел найти слова... подход... он прост, но надежен. Пусть и не...

И не из хорошей семьи, и на скрипке вряд ли играет, и историей не увлекается, зато сидит на диване, жует кукурузные палочки и пивом запивает.

Мирно.

– Так вот, она, та женщина, была безумна. Да– да! Не думайте, что я из ревности! Мне по-человечески жаль Сержа, но он сам выбрал свою судьбу! Он заслужил все, ибо сказано, что по делам вашим и воздастся.

Ревнует, годы прошли, а она все еще ревнует, пусть и оговаривает ревность высшей справедливостью.

– Это не сразу выяснилось. Признаться, я с первого дня подозревала, что с ней не все в порядке. Эта ее обычная улыбочка, этот взгляд. Когда к ней обращаешься, она не смотрит на тебя. Она смотрит сквозь! Смотрела, – поправилась Антонина. – А потом, когда Аэлита родилась, все стало много серьезнее. Представьте себе, она несколько раз забывала дочь во дворе!

– Как?

– Обыкновенно! Выйдет с коляской, сядет на лавку, посидит и уйдет, а коляску так и оставит. Потом из дому убежала. Ее вернули. Потом еще раз. Я все знаю, он мне доверял, он мне рассказывал.

– Кто?

– Да Серж! Мы к тому времени помирились. Я нашла в себе силы переступить через его предательство, протянуть руку помощи в сложный жизненный момент, и была понята. О да, я даже Аэлиту растила! Странная девочка, вот с рождения странная, было сразу понятно, что в мать пошла, ну, вы понимаете, о чем я?

Понимал Шукшин хорошо, только вот вряд ли бы его мысли понравились Тонечке-Антонине. Не о заботе речь шла, а о второй попытке, судя по всему, неудачной. Что там случилось?

– Софья уходила надолго, и ведь всякий раз домой возвращалась, в Погарье.

– Куда?

Название знакомо, очень знакомо.

– В Погарье. Деревушка такая в районе. Сущее захолустье. И это ж надо было, чтобы изо всех мест Сержа отправили именно туда? Случай. Если бы не случай, все иначе сложилось бы...

Да, иначе, теперь Шукшин мог утверждать это с полной уверенностью. Если бы не случай, направивший двадцать лет назад студента-историка в деревню с забавным названием Погарье, сейчас для многих все иначе сложилось бы.

– Тоня! – донеслось снова. – А пульт где? То-онь!

Летела тройка, сминала копытами гладь снежную, брызгала ледяными искрами, тонула в сугробах, вязла и, вырываясь на ровное, весело, шибко катила вперед тяжелые сани. И щелкал хлыст над дугой, коней подбадривая, заливались звоном бубенцы на упряжи, и, прочие звуки заглушая, скрипел снег под полозьями.

Нет, не поздно еще назад повернуть, отступить... нету смысла в затее Никитиной, столько лет прошло, чего ждать? Дядька небось старый совсем, и Фимка, и Нюрка. Только ненависть по-прежнему молодою будет, горячей и едкой, такой, что накроет, задавит, опутает виною.

В том, что его ненавидят, Никита не сомневался, и теперь искал, подбирал слова, чтоб не оправдываться, но рассказать... о чем? О том, что Егорка и так и так умер бы? Или о том, что Микитка мал был да глуп, что про сильфов и водняниц знать не знал и лишь спасения Егорки чаял?

Поверят ли?

Нет, не поверят. Вспомнят цыганку, вспомнят, что сбежал. Повернуть, пока не поздно.

– Эх, красота какая!

Вытянулись колоннами березы, раскинули ветви, снег принимая, заискрили ледяными шубами на коре. И то тут, то там, рассеивая белизну, виднелись рябины, убранные нарядными, алыми гроздьями, манившими суетливую птичью мелочь.

– Барин, а дальше-то куда? Если напрямки, то на Погарье выйдем, по леву руку – Стремяны...

– Погарье, – велел Никита. Нет, он не отступит, он должен. Зачем? А хоть бы затем, что дядька, как ни крути, родня ему, и негоже родней бросаться, он же сироту не бросил.

– Н-но! Пошли! – закрутил хлыст Егор, поторапливая. И не оглядываясь, бросил: – А в Погарье так? Или по делу? Иванова-то жена оттудова родом. Сама-то она вдовицею была и свекра со свекровью схоронила, бобылкою жила, но вот же... и ребеночка родила. Девку, но все ж...

Неторопливый, неспешный Егоров рассказ сначала не показался Никите интересным, более того, было даже желание приказом оборвать его, но вот зацепило одно слово, потом другое, и, не доехав самой что ни на есть малости – уже и заборы показались, и прикрытые снежными шубами крыши, над которыми подымались сизые струи дыма, – Никита велел: