Хризантема императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 58

– Ну на самом деле никаких кровавых тайн в прошлом нет, обыкновенная бытовая драма, история о наследстве, – Дарья Вацлавовна, дотянувшись до трости, поднялась. – Дети растут, потребности тоже, а вот наследство остается...

– При чем тут я? – Леночка, повинуясь внезапному порыву, перевернула страницу альбома. На следующей поместилось три фотографии и все детские. Серьезный подросток в круглых очках и коротких, широких шортах. Кудрявая девочка в воздушном платьице и толстый карапуз, сосредоточенно грызущий погремушку. Дата везде одна – тысяча девятьсот пятьдесят второй.

– Ни при чем. Тогда ты единственная была ни при чем, ибо в силу возраста не могла повлиять на события. Но по порядку, эти снимки сделаны в тот год, когда мы приехали сюда. Город мне сразу не понравился, убогий и унылый, ну и дом таким же казался, пока мама не принялась за него всерьез. О, у мамы был талант и тонкий вкус, у папы к тому времени – возможности, отсюда – квартира. Сначала она занимала один этаж, уже потом я сделала из чердачного второй, ну да к этому мы еще вернемся. Итак, нас было пятеро, мама, папа и мы трое.

Трое, взявшись за руки у качелей. На заднем фоне забор и цветы, черно-белые, как сам снимок.

– Мы были счастливой семьей, но любое счастье рано или поздно имеет обыкновение завершаться, вот и у нас. Автомобильная авария, мамины похороны, которые я плохо помню, потом... потом в доме появилась Желлочка.

Округлое лицо, белые кудряшки, уложенные башенкой, густо накрашенные ресницы и платье в черно-белую клетку. Ах да, оно, возможно, цветное, это снимки такие... черно-белые.

– В аварии, в той самой аварии, которая отобрала у нас маму, погиб ее муж. Совпадение странное, но судьбоносное. У Желлочки не было детей... почему-то в этом доме очень долго ни у кого не было детей. И сейчас тоже... история повторится? Как знать.

– Дарья Вацлавовна! – взмолился Герман. – Сядьте, пока...

– Пока что? Пока не упала и не сломала себе что-нибудь? Какой он заботливый, только ложь... все ложь. Люди вынуждены заботиться друг о друге, ибо это – социальный инстинкт. Он дает иллюзию уверенности, что когда-нибудь кто-то позаботится и о них. Круговая порука, – ее хриплый смех был похож на рыдания. – Желлочка вот заботилась о нас, потому что ей выгодно было. Простая учительница получила вдруг гораздо больше, чем положено судьбой. Я имею в виду материально. Не могу сказать, что она была злой мачехой, скорее уж обыкновенной женщиной, которая как умела пыталась воспитывать чужих детей. Нас с Сергеем, и Милочку... о, Милочку она любила.

Заметно. На следующем снимке только двое, знакомая уже блондинка, но уже изменившаяся, с гладко зачесанными волосами, в строгого покроя сером платье, нежно обнимает подросшего мальчика. Он – настоящий ангелок из тех, кого снимают в рекламных роликах и рисуют на полотнах в стиле псевдоклассицизма.

– Она изуродовала Милочку своей любовью. Ему позволялось все и даже больше, любые проказы, капризы, шалости. Желлочка для всего находила оправдание.

– Вы ревновали? – Леночка порозовела, ну надо же, она и не думала, что когда-нибудь решится на такой вопрос.

– И да, и нет, я скорее удивлялась тому, как взрослая женщина способна в один момент растерять остатки разума. Милочка разбил коленки – беда, Милочка порезал палец – катастрофа, у Милочки поднялась температура – истерика. Мама... мама была другой, независимой, что ли, и в нас пыталась воспитать ту же независимость. Желлочке же нужен был контроль надо всем. Ну да не это важно... мы жили, как-то жили и, кажется, хорошо жили. А потом умер папа, и хозяином в доме стал Серж. Ему исполнилось двадцать восемь, взрослый и самостоятельный...

Снимок с похорон тоже имелся, строгий и жестокий в черно-белых тонах, где каждая деталь вырисовывался с безразличной тщательностью. Леночка разглядывала человека в гробу, стесняясь собственного любопытства, и людей рядом с ним. Вот Дарья Вацлавовна, вот Сергей, вот по-прежнему очаровательный Милочка, которому к лицу даже похоронный наряд, Желла... у нее странное выражение лица. Растерянность на нем, разочарование, испуг и ожидание, а вот печали по умершему супругу нет.

– Милочка устроил на похоронах чудовищную сцену. Он напился, начал песни орать, а потом его вывернуло прямо на стол. Сергей не мог этого стерпеть. Сергей, он вообще характером в папу пошел, вот только ему, к сожалению, папиной терпимости, не терпения, – уточнила Дарья Вацлавовна, – а именно терпимости недоставало. Ну и, полагаю, Желлу он не любил. Знаете, я только потом поняла, что все, им затеянное, именно от нелюбви к Желле. Этакая своеобразная месть, хотя, видит бог, ему не за что было на нее злиться.

Молодой мужчина неопределенного возраста в сером костюме. Светлая рубашка, темный узел галстука, темные же, зачесанные вверх волосы, открывающие высокий лоб с ранними залысинами, жесткая линия рта и тонкий, чуть искривленный нос. Выражение равнодушия и покоя.

Воспоминание... вот-вот, рядышком уже, протяни руку и... пустота. Убежало. Леночка склонилась над альбомом, Леночка коснулась фотографии. Ничего. Поверхность не гладкая – зернистая, шершавая, а на краях вытертая. Но вспомнить нужно, обязательно, это важно, это объяснит Леночкину внезапную неприязнь к этому человеку.

– Сергей выставил Желлу из дома. Формально она вернулась на свою жилплощадь, у нее была квартира, через этаж, вторая. Да, Леночка, та самая вторая квартира, в которой живет Милослав. Герман, подай кресло, я устала. Они говорят, что я древняя, а на самом деле я не так и стара, просто устала от той жизни. От этой, впрочем, тоже.

Герман помог Дарье Вацлавовне усесться в кресло, аккуратно укрыл колени мягким пледом, расправил складки платья, подал корзинку с рукоделием. Видно было, что ритуал отработан в мелочах, и оба его участника в словах не нуждаются.

– Мы, конечно, продолжали присматривать за Желлой. Хотя правильнее было бы сказать, что я продолжала, тут нет кокетства или желания выделиться, просто так вышло, что Сергей перевел свое общение с мачехой в деньги, которые он выплачивал ежемесячно пятого числа. Как сейчас помню, приличный конверт, который мне нужно было приобрести загодя, в нем – купюры, аккуратно сложенные по достоинству, краткая записка с указанием суммы. Ну и все, пожалуй. Дальше Сергей спускался, звонил в дверь, Желла приоткрывала, но так, чтобы только рука пролезла, его она не желала впускать в квартиру и забирала конверт. За два года они не сказали друг другу ни слова.

– А вы?

– Я? Ну ко мне она относилась лучше, спрашивала про Милочку. Я лгала. Я не могла рассказать ей, чем он стал. После похорон Сергей попытался донести до Милы, что времена изменились, что он не станет терпеть его выходок и потому Мила должен перевоспитаться. Но Миле было наплевать, не помогали ни крики, ни уговоры, ни запреты. Один загул за другим, проблемы с милицией, проблемы с законом, постоянные проблемы, а тут еще и Желлочка с ума сошла. Вообще-то я полагаю, что сошла она гораздо раньше, потому что очень легко согласилась на условия Сергея. При ее любви к Милочке мы ждали, что Желла будет преследовать его или хотя бы попытается встретиться, но она покорно убралась к себе, ни разу больше не подымалась сюда, почти не выходила из дому, ну а с Милочкой... я просила его навестить, но он не хотел. Кому интересна безумная старуха, которая считает, что у нее украли ребенка? Которая называет меня Дашенькой и требует садиться за уроки? За ней нужен был присмотр и, желательно, постоянный. Я предложила нанять сиделку, Серж воспротивился.