– Oh fuck my mother twice! – Джозеф Браун замер на
месте, сигарета выпала у него изо рта. – This is the «Black Eagle»
himself,
[79]
мать его за ногу.
Всё его семейство – братья во Христе и Христова сестрёнка –
дружно впало в некое подобие экстаза, словно им явился собственной персоной
Спаситель. А пришествие всё продолжалось. Едва танки, угомонившись, застыли
порыкивающими чудовищами, как раздалось завывание стада доисторических
динозавров, и на водной глади в облаке брызг возник огромный, стремительно приближающийся
блин. Озеро под ним, казалось, так и кипело.
– Ни хрена себе, – только и смог пролепетать
Джозеф Браун. И замотал головой, словно отгоняя привидевшихся дьяволов со всеми
их кознями. – It’s impossible!
– Impossible! Impossible!
[80]
–
подхватила братия. Видимо, так у них, на растленном Западе, в религиозной среде
принято было реагировать на чудеса. А если серьёзно, подтянутые братки остро
переживали, что нет возможности сфотографировать этот огромный, ощетинившийся
самым современным вооружением ревущий блин – последнюю суперсекретную модель
российского десантного экраноплана «Чёрный вихрь», способного на равных вести
бой с эсминцем.
А «Вихрь» тем временем прошёлся по воде аки по суху, сбавил
скорость, прытко выполз на берег и, отвечая своему назначению, выпустил из
необъятного чрева десант – роту стройбатовцев с лопатами и пилами.
Предводительствовал коими сущий дядька Черномор (или, учитывая географию,
Беломор?..) – красномордый и мутноглазый, не проспавшийся после вчерашнего
капитан.
– Становись, ёксель-моксель! – Он был небрит, зато
по-командирски немногословен и строг. – Смирно! Равнение на дирижабль!
И тут с зависшего над землей «Аллигатора», перекрывая
чудовищный шум, раздался громоподобный, как знамение Господне, голос:
– Здравствуйте, товарищи! Приказываю приступить к
работам согласно утвержденного мною плана!
«Согласно утверждённого? Или утверждённому?..» – задумался
над вечной филологической проблемой Кудеяр. Голос принадлежал Гринбергу.
– Ура! – задрав головы к небу, дружно отозвались
стройбатовцы. Им было не до языковедческих тонкостей. Сказали «копай от меня и
до следующего столба» – значит, надо копать…
И буквально через минуту на берегу озера закипела работа.
Кто отцеплял и устанавливал вагончики-бытовки, кто зарывался в землю, кто пилил
уже покрашенные, с загнутыми и торчащими гвоздями доски. Стук молотков, грохот
кувалд, витиеватый мат командиров…
Семейство Брауна взирало на стройку века в молчаливом
остолбенении. Шихман курил очередную сигару, едко усмехался – он-то видел в
«Совдепии» и не такое. Особенно пока работал ассенизатором. Беллинг оставался
убийственно спокоен. По сторонам не смотрел, ничему не удивлялся, занимался
своими делами. «Как пить дать, тоже жил в России, – подумал Лев
Поликарпович. – Нет, точно бывший наш. И вообще у них там, куда ни плюнь –
если не по бабушке, так по дедушке – одесский еврей…»
В общем, лагерь россиян вырос на голом месте поистине с
потрясающей скоростью. Уютное жильё, баня, открытая летняя кухня, сортир на
четыре посадочных места (армейские умельцы прорезали очки в форме сердечек,
получилось очень трогательно и романтично). Наступила завершающая фаза
строительства. Командиры взводов во главе с похмельным капитаном отцепили от
брюха «Аллигатора» загадочный контейнер, вертолет легко приземлился… и из него
вышел Евгений Додикович Гринберг. В точности по знаменитому анекдоту,
увенчанному фразой: «…И тут выхожу я во всём белом». Ну, не совсем во всём
белом – так, в скромной полевой форме генерал-майора. Тем не менее явление
Додиковича народу эффект возымело охренительный. Так, наверное, выходил к своим
«чудо-богатырям» полководец Суворов. Тоже, кстати, внешне достаточно неказистый,
и притом ещё старенький, но ведь шли же за ним и на Чёртов мост, и через
заоблачные альпийские перевалы… А что? И пойдёшь, и полезешь ещё куда похуже,
если тебе прожгут душу таким вот взглядом. Воистину фельдмаршальским,
пронимающим до печёнок…
– Спасибо, ребятушки! – заорал полководец и опять
же по-суворовски повёл рукой. Скудину даже показалось, что на глазу у него
блеснула слеза. – Благодарное Отечество вас не забудет! Виват Россия! Ура!
Вольно.
Подойдя к контейнеру, Гринберг резким движением сорвал
пломбу.
– Товарищи офицеры, ко мне.
В его руках прямо из воздуха возникли блокнот и калькулятор:
боевой генерал на глазах превратился в прожжённого завмага.
– Так… авиаторы… десять мест «Чёрной смерти». Берите,
берите и – слушайте, не крутите мне яйца! Бой за ваш счёт. Ладно, только из
уважения к вам – тару можете оставить себе…
Соблюдая субординацию, на малой скорости к контейнеру
подъехал БТР. Василий Грызлов погрузил три ящика «Спецназа», одну бутылку сунул
в люк водителю, другую распечатал сам, глотнул:
– Нормальный ход, Петруха, не палёная, не левая. Жми
давай, может, те менты ещё стоят, согнем их в Курскую дугу. А потом – к Лидке…
Получив водочное довольствие, войска стали быстро
рассредотачиваться – танкисты скрылись за лесом, авиаторы взмыли в небо,
строительный легион унёсся на крыльях «Чёрного вихря». На берегу вновь настала
тишина, и была бы она вполне богоугодной и благолепной – если бы не
перекликались, отходя от пережитого ужаса, оробевшие птахи… да не матерился
истошно, мешая русский с английским, и не только, преподобный Джозеф Браун.
Святой отче как раз обнаружил, что контейнер с провиантом таинственным образом
исчез с поверхности воды. Утонуть он не мог, далеко уплыть тоже… Но не ревел ли
«Вихрь», уносясь прочь, на четверть тона ниже, чем по прибытии?..
– В целом молодец, Додикович. – Кудеяр скупо
улыбнулся подчинённому. – Благодарность тебе от месткома. Мафиозо хренов…
– Спасибо – оно не шуршит, не булькает и шубы из него
не сошьёшь… – пригорюнился было прагматичный Гринберг… но тут взглянул
через плечо на мисс Айрин, возникшую, словно мимолетное виденье, неподалеку, и
сразу приосанился, звякнул генерал-майорскими правительственными наградами,
втянул и без того впалый живот, выпятил грудь. – Вы обедали? Жрать что-то
хочется…
– Американцы покормили. – Скудин внимательно
наблюдал, как Джозеф Браун, стоя в резиновой лодке, промеряет шестом озёрную
глубину. – Свининой. Иудеям всё равно нельзя.
– А кто вас спрашивал о свинине? – парировал
Гринберг. – Слышь, командир, может, устроим товарищеский ужин и всех
пригласим? – Не отрывая взора от прелестей сестры Айрин, Женя плотоядно
оскалился, плюнул на ладонь и пригладил чёрные, коротко стриженные, чтобы не
курчавились, волосы. – Как говорится, от нашего стола вашему столу. У меня
там бастурма замаринована…