Кудеяр. Аленький цветочек - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова, Феликс Разумовский cтр.№ 128

От полноты чувств, от бьющей через край жизни Эдик восторженно запел и двинулся дальше по коридору. Правду сказать, все его предыдущие похождения имели место возле самой двери палаты. Пора было вырываться на оперативный простор, пора было делиться счастьем со всеми..

А я тебя не холил,

А я тебя не шмолил,

А я тебя, зануду, не любил?

Однако делиться восторгом было особо не с кем. В длинном пустом коридоре царила тишина. Только гром буйствовал за окном да ветер потоками швырял в стёкла косой дождь.

– Эй, народы, вы где?..

Беспричинно расхохотавшись, Эдик заглянул в соседнюю палату… никого. Отворил дверь в следующую, присмотрелся… На специальной кровати, не дававшей появляться пролежням, неподвижно вытянулся какой-то чувак. Утыканный и обвешанный, вот умора, какими-то шлангами и гирляндами электрических проводов. Рядом подмигивал экранчиками и тихонько попискивал целый стеллаж всяких дурацких приборов… Эдику захотелось без особых затей растолкать мужика и вместе похохотать над уморительными, на его взгляд, надписями типа «NEHER electronics»… Он подошёл ближе и вдруг узнал в неподвижном человеке великана-спецназовца, не позволившего тогда, в Карелии, откромсать ему мужскую гордость. «Единственный был чувак путёвый из всех… Теперь вот в отрубе лежит, как пить дать ломается, [185] и некому его раскумарить [186] … оно всегда так, хорошим людям не прёт…»

– Друг, друг… – От внезапно подхлынувшего сострадания у Эдика даже слезы выступили на глазах. Влекомый светлым порывом, он шагнул к кровати и, всадив иглу шприца в пластиковую капельницу, придавил шток до упора. Радужная жидкость завинтилась тоненькой струйкой, потом образовала размытый клубок и начала втягиваться в прозрачную трубочку. – Держись, брат, ща и тебе хорошо будет… Поплаваем в розовом море… Русалки там такие… каракатицы… Чур только, не брызгаться…

Глеб Буров никак на его старания не отреагировал. Даже глаз не открыл. А возле стены, на узенькой, притащенной откуда-то кушетке крепко спала под наброшенным пледом пожилая женщина. Его мать Ксения Ивановна. Спала – силы-то человеческие не беспредельны…

А ведь известно, что с ребёнком всё как раз и случается именно тогда, когда мать отвернётся. Даже в зорко охраняемой, от всех мыслимых и немыслимых напастей защищённой «Семёрке»…

– Ну что, брат? В кайф тебе? – прошептал Эдик. – Ну, торчи, торчи… мешать не буду…

Неслышно открыв дверь, он выбрался в коридор, сунул порожний шприц в мусорницу и вернулся к себе. Забрался под одеяло, свернулся калачиком… Его переполняло ощущение счастья. Огромного и всемирного. Оно пузырилось и играло всеми цветами, точно сладкое море из его сна. «Счастья… Всем… Сразу и даром… – всплыла в памяти окрошка из когда-то прочитанных строк. – И чтобы никто не ушёл обиженным…»

На следующий день у Виринеи, Вени, Альберта и спевшихся с ними Гринберга с Капустиным была запланирована страшная месть в отношении Андрея Александровича Кадлеца. Разведав пять циферок на его кейсе, молодые учёные вознамерились подложить в серебристый чемоданчик несколько пришедших в негодность плат от компьютера. Ребята заранее предвкушали, как разразится истошными воплями чувствительная система сигнализации, после случая с трансформатором сменившая – радениями всё того же замдиректора – допотопные турникеты на вахте. Как вылетит во всеоружии доблестный спецназ и устроит показательное задержание. С жуткими криками, лязганьем затворов и – при малейшем намёке на уважительный повод – с непобедимыми приёмами рукопашного боя. А потом, что существенно хуже, тщательное, со вкусом организованное дознание и разбирательство, бесконечные объяснительные, подписки о невыезде (если повезёт) и прочие ужасти-прелести чекистского бумаготворчества. «Я мстю, и мстя моя страшна!» А нефиг было Глеба Бурова биомассой называть!..

Вышло, однако, как в байке про диссидента, который в годы застоя каким-то образом вырвался за рубеж. Хотел вывезти и жену, но сразу не получилось: она работала в «ящике» и была, естественно, сугубо невыездной, причём на годы вперёд. Рассказывают, диссидент тогда нанял сумасшедшего шведа, чтобы тот перелетел на маленьком самолёте через скудно охраняемую границу с Финляндией, сел на лёд определённого озера в северной части Ленобласти, забрал женщину и умотал с нею обратно. Сказано – сделано! Бесшабашный пилот прилетел куда следовало точно в назначенный срок. Опустился благополучно на лёд… Только вот жены диссидентской – нет как нет! Швед ждал, ждал… Наконец подкатил на своём аппарате к рыбакам, сидевшим над лунками, и на ломаном русском осведомился, не видели ли они поблизости такую-то даму. Приезжую из Ленинграда. «Не, не видели, – ответствовали рыбаки. – Да не ждите, не будет её: автобус сегодня не пришёл…»

Вот и у ребят планы страшной мести пошли прахом по столь же простой и изящной причине. В день «Икс» замдиректора по общим вопросам просто не явился на службу.

На самом деле ночью с ним произошло кое-что существенно хуже, чем всё спланированное заговорщиками. Но тот, кто это проделал, никого о своих планах не предупреждал.

Был поздний вечер предыдущего дня…

Андрей Александрович Кадлец отдыхал от трудов праведных, сидя в кресле перед телевизором у себя дома и ожидая сытного ужина (супруга на кухне доводила до кондиции корейку с картошкой и луком), и было ему глубоко обидно за родную державу. Почему обидно? А почему шведская чугунная латка для приготовления тушёных продуктов извлекается из нарядной коробочки и хрустящей бумажки вся благородно-бархатно-чёрная и полностью готовая к наполнению деликатесами и загрузке в духовку? Тогда как отечественный чугунок равного объёма и веса весь выпачкан солидолом и стоит в углу захудалого хозяйственного магазина, там, где печное литьё, кочерги и совки, стоит грязновато-ржавоватый и неприглядный, но зато снабжается инструкцией из двенадцати пунктов?.. «Перед первым использованием изделие тщательно вымыть… Прокалить с солью в течение 40 минут… Смазать растительным маслом и прокалить ещё раз… При появлении ржавчины два предыдущих пункта следует повторить…»

Потому что потому. Корейка, которую готовила жена, была французского происхождения. Латка, естественно, шведского. Картофель – голландского, ибо мыслимо ли у нас в сентябре месяце раздобыть хорошего своего?.. Телевизор перед Андреем Александровичем был японский. На суперплоском экране сновали по изумрудному полю яркие фигурки футболистов. Лучших спортсменов гигантской России разделывала под орех сборная крохотного – на карте без лупы не найдёшь – Люксембурга.

Вот и было Андрею Александровичу обидно, горько и больно за родную державу. Тем не менее запахи из кухни доносились умопомрачительные. Наконец замдиректора по общим вопросам не выдержал, покинул обжитое кресло и двинулся в сторону кухни с намерением поинтересоваться, когда же наконец ужин.