На следующее утро мы решили закончить с комнатой Ивана Петровича: большая часть там уже была простукана и изучена – или невооруженным глазом, или даже под лупой. Часа через два, излазав и весь пол, мы пришли к выводу, что здесь предки Ваучских ничего не спрятали. К нашему величайшему сожалению.
Мне было очень жаль разбивать плитку на печке, стоящей в нашей с Сережкой комнате. Ведь если все зря… Таких плиток мы больше точно не купим, они ведь девятнадцатого века. Ладно, если там клад, а если нет? Обидно же будет до чертиков, что своими руками печь испоганила… После всех несчастий, свалившихся на долю нашей семьи и соседей.
Пока я делилась своими горестными размышлениями с Иваном Петровичем, уныло кивавшим, посматривая на печь, Сережка сбегал за Васей. У ребенка появилась идея, которой он поделился с художником. Вася внимательно осмотрел плитки, которыми была выложена печь, почесал за ухом и заявил:
– Марина, купишь простую белую. Я ее тебе распишу. Ну, не совсем так, как тут, но постараюсь. Ярче только будет, чем эти. Рисунок повторю. Не боись. Ну потрешь ее потом побольше…
– Может, вначале распишешь, а потом бить будем? – с надеждой в голосе спросила я, жалея свою печь.
Сын тут же заявил, что если я своей рукой немедленно не стукну по плитке молотком, то это сделает он. Чего ждать-то? Все и так уже изнемогают от нетерпения и желания заполучить клад.
Мне ничего не оставалось… Я встала на стул, замахнулась и, зажмурившись, ударила по плитке. Закрывала я глаза не столько для того, чтобы их уберечь, а в основном для того, чтобы не видеть, как пострадает печь.
Керамические кусочки полетели во все стороны. Я так и стояла на стуле, закрыв глаза, боясь их открыть.
– Тайник! – воскликнули хором жильцы нашей квартиры.
Я открыла вначале один глаз, потом другой и увидела перед собой квадратное углубление. Оно все было квадратное: все его внутренние стороны были по размеру плитки. Наверное, печник делал его специально по чьему-то заказу – не могло же оно само такое образоваться?
Я заглянула внутрь. В дальнем конце лежало золотое обручальное кольцо. Больше в тайнике ничего не было.
Дрожащей рукой я вынула кольцо, положила на ладошку и продемонстрировала собравшимся. Мне трудно описать состояние, в которое впали мы все. Коллективный экстаз. Помешательство. Оргазм. Мы одновременно поминали Господа, черта, Богородицу, лешего, всех святых, домового и кого только еще могли вспомнить. Сережка вместе с котом носились от радости по всем комнатам. Иван Петрович выудил откуда-то «неприкосновенный запас», каковым являлась пол-литровая бутылка водки. Анна Николаевна и Ольга Николаевна осеняли себя крестами, кланяясь в угол, где у меня, подобно вздувшейся на ветру простыне, висели еще не содранные обои. Вася уже готовил рюмки.
Мне помогли спуститься со стула. Ноги у меня подкашивались. Еще бы: первый раз в жизни обнаружила клад. Такое ведь не каждый день случается. Может, в первый и последний раз. Но мы все, конечно, надеялись, что это только начало.
– С почином! – провозгласил тост Иван Петрович.
Мы все пригубили водочки, хотя ни старушки Ваучские, ни я до обеда никогда не прикладывались к спиртному, да и дядя Ваня с Васей вообще-то в основном делали это ближе к вечеру. Но тут ситуация требовала.
Потом мы по очереди принялись изучать кольцо. На нем стояла проба, но золото было не яркое, а какое-то темное, черноватое, что ли.
– Старинное, – изрек Вася. – Сразу видно.
– Это, наверное, папенькино, – заявила Анна Николаевна.
Она пояснила, что он, видимо, твердо решил уехать навсегда, когда отправлялся вместе со своим сыном от первого брака в Париж. И оставил обручальное кольцо.
Ольга Николаевна заметила, что то же самое могла сделать и Нина. Оставить свое обручальное кольцо, уезжая, чтобы начать новую жизнь.
Иван Петрович положил конец их спору, заявив, что спорить просто не имеет смысла. Какая разница, чье кольцо? Пусть Николая Алексеевича, пусть Нинино, пусть еще чье-то. Это меняет суть? Нет. Важно, что мы его нашли. Один из трех возможных кладов.
Кольцо, конечно, по праву принадлежало сестрам Ваучским, но они твердо заявили, что мы будем считать его общеквартирным: ведь все же принимали участие в поисках, да и дальше будем. Без нас старушки никогда ничего не нашли бы. Казначеем у нас была назначена Анна Николаевна (по старшинству). Вчера ей были переданы на хранение доллары, оставленные Валерием Павловичем, сегодня мы вручили ей кольцо. Если потребуется на ремонт или еще на какие нужды – продадим.
Анна Николаевна заметила, что кольцо неплохо было бы оценить. Общеквартирным решением в ломбард была отряжена я.
– Как раз плитку купишь, – заметил Вася. – А я ее вечером разрисую. За краской я сам схожу, а то ты можешь не то взять.
– А сколько брать плитки? – уточнила я. – Одну, что ли? И их вообще продают по одной?
Поскольку печкой до сих пор занимался Серега, мы пока не знали, есть ли какие тайники наверху. Из-за своего маленького роста сын, естественно, туда не доставал. Еще оставалась необследованной печка на кухне – бывшей комнате деда Лукичева.
Иван Петрович заметил, что с покупкой плитки нам торопиться нечего, когда обе печи осмотрим полностью, тогда и закупать будем. И вообще, может, нам самим тайник в печи устроить? Ведь автоматы же, например, где-то хранить надо.
Мы взглянули на притуленное к стенке оружие и решили, что в любом случае надо бы его куда-то припрятать, – нечего ему тут стоять, еще пожалует неизвестно кто. Например, капитан Безруких. Не посмотрит, что я учительница его сына-балбеса. За хранение-то ведь там что-то положено.
Я открыла печную заслонку и увидела, что короткоствольное создание рук человеческих прекрасно входит внутрь.
Вася рекомендовал завернуть автомат в тряпочку, а потом положить в полиэтиленовый пакет. Я так и сделала. Сестры Ваучские сказали, что будут хранить свой в комоде, чтобы под рукой был на всякий случай; а пистолет нам не помешало бы оставить у входной двери, а то в последнее время слишком много непрошеных гостей заходит.
Мы проследовали в прихожую, заваленную дяди-Ваниным добром, но решили его пока там оставить – до тех пор, пока не поклеим новые обои у Ивана Петровича. Чего ж таскать мебель туда-сюда? Пистолет же приткнули за общеквартирной вешалкой.
Я переоделась для выхода на улицу, но не успела покинуть квартиру: на лестнице послышались мужские голоса и грохот, происхождение которого мы сквозь нашу дверь определить не могли.
– Это еще кто такие? – шепотом спросил дядя Ваня, появившийся в прихожей, чтобы закрыть за мной дверь.
Я пожала плечами.
– Тянут что-то наверх, – заметил подошедший Вася. – В мансарду. Доски, пожалуй. Марина, открывай. А я на всякий случай поближе к пистолету подойду.
Я распахнула дверь. По лестнице действительно тащили какие-то доски, коробки и ящики.