Сокровище призраков - читать онлайн книгу. Автор: Мария Жукова-Гладкова cтр.№ 57

В воскресенье вечером в гости зашла молчаливая бабка, которую звали Пелагея Михайловна.

– Вы в самом деле скульптор? – спросила бабка с порога.

– Да, – подтвердила я.

Тут взгляд Пелагеи Михайловны упал на гранитные плиты. Она их очень внимательно осмотрела и спросила, можно ли заказать мне надгробие. Я сказала, что мне можно заказать памятник. Плитами я вообще-то никогда не занималась. Эти по случаю привез бывший муж.

– А кому? – спросила я.

– Мне, – ответила Пелагея Михайловна. – Меня некому хоронить. Все умерли. Если я не договорюсь при жизни о своем захоронении, меня похоронят в безымянной могиле. Поучитесь делать надгробия на моем. Как раз бизнес расширите.

Она слегка улыбнулась тонкими губами. Я пригласила ее в мастерскую, показала фотографии памятников, которые делала.

– Сколько будут стоить надгробие и памятник?

Я подумала, решила, что судьба и так мне в последнее время подкинула много денег и нужно отдавать долги. Гостье я ответила, что возьму только за материал на памятник (если не взять ничего, может показаться подозрительным), но делать буду не торопясь, в те дни, когда нет запарки с заказами. Правда, Пелагее Михайловне придется на кладбище купить место и оплатить установку надгробия. И они могут сказать, что надгробия надо заказывать у них, делать надписи точно придется у них. У меня нет соответствующих инструментов.

– А ты сделай единый комплект. Памятник на надгробии. Место есть. Рядом с сыном. Там я договорюсь. Я там бываю часто…

– Какой вы хотите памятник?

– Березку… Или иву. Смотри сама. Что тебе проще сделать. Вроде как из плиты растет…

– Закрепить будет сложно, – сказала я. – Может, фигуру?

– Ну, не знаю… Я хотела березку.

Я обещала подумать.

Мы с Ларисой предложили Пелагее Михайловне остатки торта и чай.

– Я решила, что должна рассказать вам все, что знаю, – вдруг заявила она.

Значит, не только памятник заказывать пришла? И что она знает?!

– Вы давно живете в этом доме? – спросила Лариса.

– Родилась здесь. И Варвара здесь родилась. Вы про купца слышали, который тут до революции семнадцатого года жил?

Мы кивнули.

– Варвара – его внучка.

– То есть как?

– А так. Согрешил он с ее бабкой. Бабка кухаркой у него была. Родила мать Варвары, ну а та уже Варвару от какого-то рабочего. Но отец Варвары то ли погиб рано, то ли сбежал. Я точно не знаю. Варвара его совершенно не помнит, а мать ее его вспоминать не желала. И мать, и бабка ей все про деда рассказывали. Конечно, втихаря – времена-то какие были. Но, насколько я понимаю, этот купец был очень удачливым и очень толковым коммерсантом. Жаль, что такой человек погиб где-то на зоне. Он мог бы много пользы принести обществу… Но сейчас речь не об этом.

– Кто-то из семьи успел уехать за границу?

– Нет, – покачала головой Пелагея Михайловна. – Его отправили в лагеря, а жену с тремя законными детьми в вашей квартире уплотнили, и вместо четырех комнат они стали жить в одной. Еще в одной комнате комиссар какой-то жил, в двух других – рабочие. Купчиха стала любовницей комиссара. Не знаю уж, любовь там была или она таким образом хотела и себя, и детей спасти. Бабка Варвары, конечно, молчала, от кого прижила дочь. Но дело в том, что никто тогда не нашел ни бумажных денег, ни монет, ни драгоценностей. Квартиру же многократно обыскивали. Представители новой власти считали, что у купца должны были быть несметные богатства. Их не было. Жена заламывала руки и говорила, что у него все было вложено в дело, и он семью держал в черном теле. У нее правда не было ни дорогих платьев, ни множества украшений. Пара колец, да серьги, да крестик золотой. Заплаты на платьях стояли! В общем, она много ругала мужа. Может, эти проклятия в его адрес и заплаты на старых платьях спасли жизнь ей и ее детям. Наверное, купца пытали, но он так ничего и не сказал.

– Однако с тех пор по дому ходили слухи о несметных богатствах, оставленных купцом? – улыбнулась Лариса.

– Вы тоже слышали?

– Мы слышали про драгоценные камни, оставленные вором Синицей, про деньги, которые должен был привезти бизнесмен Олег Галушко. В общем, послушаешь местных жителей, так вся квартира должна быть начинена кладами. И поэтому у нас нет спокойной жизни. А от купца что должно было остаться?

– Монеты, золото, камни. Точно не знаю. Этот Юрий под вами наверняка хочет найти клад купца.

Мы с Ларисой переглянулись. Мы считали, что Юрий должен хотеть найти деньги, которые привез Олег Галушко. И теперь, если он постоянно слушал разговоры в моей квартире, он уже знает, что деньги нашлись и их забрал Святослав.

– Но клад нашли до него, – объявила Пелагея Михайловна.

– Давно? – спросила Лариса.

– В блокаду.

– Вы были здесь в блокаду?

– Да, мы никуда не уезжали. Отец был на фронте, а мы с мамой здесь. Варвара тоже осталась с матерью и бабкой. А в вашей квартире осталась одна семья. Не потомки купца – они успели уехать. К тому времени тут жил художник с семьей, в одной из комнат. Вообще тут много народу поменялось.

– Вы видели клад?

– Нет, не видела, но знаю, что у художника вдруг появились холсты и краски. Я знаю, что он очень страдал, так как было не на чем рисовать. Мы с мамой ему карандаши отнесли и бумагу. И другие жильцы отдали – что у кого оставалось. Вы понимаете, что о блокаде можно составить представление только по рисункам художников?

– Почему? – спросили мы с Ларисой.

– Да потому что фотографировать запрещалось! Были только официальные фотографы, снимки которых дошли до наших дней. А вы представляете, что такое официальная фотография, да еще в те времена? Мы все должны быть благодарны художникам, которые в те жуткие годы продолжали работать. Они рисовали то, что видели на самом деле. Не поленитесь – посмотрите как-нибудь блокадные рисунки. Их теперь публикуют. Ну и тогда все – по крайней мере, у нас в доме – понимали, что наш сосед запечатлевает историю для потомков. Звучит напыщенно, пафосно, но это так. Никто не спрашивал, откуда он взял материалы для работы. А он помогал всем продуктами. Мы ему отдали что смогли. А он потом нам подарки носил. Говорил, что продал картину. Ну кому он тогда мог их продать? Кто стал бы покупать картины, когда был страшный голод? Но все делали вид, что верят. И все молчали. И после войны молчали. Потом, когда появились первые кооперативы, их семья отсюда съехала. Сразу же купили квартиру. Больше я их не видела. Я не знаю, где его потомки. Он-то уже давно умер. Ему в блокаду было под шестьдесят. То есть его семья нашла какой-то клад купца. Я не знаю, где. Я не знаю, что. У меня нет никаких доказательств. Даже если вы найдете потомков художника, они вам ничего не скажут. С какой стати?