– Но отец же тебя не бросил, – заметила я сквозь зубы. – Это ты его отравила.
Мать пожала плечами.
– Лучше бы бросил, – сказала она на удивление твердым голосом, словно не вылакала только что пол-литра бормотухи. – Может, жизнь бы у меня совсем по-другому сложилась.
– А как же родовое проклятие? – поинтересовалась я, не очень верившая в подобные дела. – Что там прабабка-то учудила?
– Хочешь знать? Испугалась? – Мать зло посмотрела на меня, прищурив глаза. – Ну так слушай.
Прабабку хотели выдать замуж за нелюбимого, но богатого жениха. Семья наша тогда влачила жалкое существование, и этот брак решил бы проблемы прапрадеда. Прабабка с судьбой не смирилась, а убежала из дома и тайно обвенчалась с самым красивым парнем на деревне. Несостоявшаяся свекровь, которую в деревне считали колдуньей, прокляла прабабку. До седьмого колена. Чтобы все женщины в нашем роду были несчастны в любви. Ведь сын колдуньи любил мою прабабку, а она его отвергла, вот его мать и решила, чтобы последующие поколения в семье изменщицы старадали из-за этого поступка. Муж прабабки через год бросил ее с маленькой дочкой и ушел к другой. Потом она еще раз вышла замуж – и опять неудачно: второго мужа вскоре убили в драке. У бабки муж погиб в войну, не прожив с ней и двух месяцев, то есть моя мать родилась уже после гибели деда. Мать вышла замуж за моего отца, но жили они плохо. Мне, откровенно говоря, в детстве было хорошо, и безрадостным я его назвать никак не могу. Ярким лучом был отец, обожавший нас, своих детей, но не жену.
Как призналась мне мамаша, она не покупала яд на рынке, как в свое время сказала нам с Андрюшей, а ходила к бабке-колдунье, чтобы снять родовое проклятие. Бабка и дала ей зелье, которое следовало подлить отцу в вино. Бабка говорила, что, выпив этого заговоренного зелья, отец перестанет бегать по женщинам. Он и перестал – вообще куда-либо бегать… и ходить.
Когда мать закончила свой рассказ, я долго молчала. По-глупому умер отец, по-дурацки. Отравился какой-то пакостью. Видите ли, мамаша его от других баб отвадить решила. Но меня интересовал иной вопрос: вдруг во всем этом что-то есть?
– А проклятие-то родовое бабка сняла?
Мамаша опять рассмеялась.
– А вот не знаю, дочка. Не знаю. Что, бросил тебя твой благоверный?
Я внимательно посмотрела на мать. Она не могла знать, замужем я или нет, – сколько времени она меня не видела? И вообще, меня никто еще не бросал, вот только моего предыдущего убили… И Волошин меня проиграл…
– Дай адрес бабки, – попросила я.
Мать объяснила мне, как к ней проехать – помнила, несмотря на то, что прошло уже немало времени. Может, и зрительная память у меня от мамочки?
Больше говорить нам было не о чем. Я оставила матери две бутылки бормотухи, вынула из кошелька несколько крупных купюр. На прощание попросила ее никому – совсем никому! – не упоминать, что я к ней заходила.
– Не бойся, – ответила мать. – Не хочешь – не скажу.
– И соседям тоже.
– Я не общаюсь с соседями, – отрезала мать, помолчала и добавила: – Но ты заезжай иногда все-таки, Наташа…
Я кивнула. У меня на глаза навернулись слезы, я наклонилась и поцеловала морщинистую щеку. Если бы кто-то увидел нас вместе, никогда не сказал бы, что мы – мать и дочь. Передо мной стояла древняя старуха…
– Ой, подожди! – воскликнула мамаша и полезла в стенной шкаф у двери.
– Что ты ищешь? – спросила я.
Мать не отвечала, а выкидывала в коридорчик какое-то тряпье, наконец она нашла то, что искала. Это была потрепанная белая папка с завязочками.
– Вот, Наташа, возьми, – протянула она ее мне.
– Что это? – не понимала я и тут же с брезгливостью стряхнула с папки рыжего таракана, показавшегося изнутри.
– Квартира завещана тебе, – сообщила мать. – Я хоть и пьянь подзаборная, но ты же все-таки моя дочь…
Мы обе разрыдались. Я смогла уехать только минут через двадцать, более или менее приведя себя в порядок. Мне было очень жаль оставлять мать, но я обещала ей заехать, как только вернусь в Петербург. Если вернусь. Если она тогда еще будет жива.
Глава 20
К бабке я не поехала. Посмотрела на часы и решила, что просто не успею уложиться, а звонить дяде Саше и объяснять, что мне нужно задержаться, тоже не следовало. Зачем, чтобы все остальные меня ждали? Ну понятно, если бы какая срочность… Остатки зелья, которое мать подлила в вино отцу, хранились у меня в рюкзаке с другими вещами, которые сейчас путешествовали в багажном отделении цистерны. Я решила, что обойдусь без больших запасов яда, – если что, у дяди Саши найдутся средства для устранения противников. В этом я не сомневалась. Да и вообще мне может не понадобиться никого отравлять. Это я так, на всякий случай беспокоилась. Впитала с молоком матери, что следует делать запасы, потому что завтра может ничего не быть или быть дороже. Так же, как быть готовой в любой момент сорваться с места – что уже пошло мне на пользу.
К бабке я решила наведаться по возвращении. Разберусь со старой каргой. Обойдусь я без ее приворотных и отворотных зелий, а вот за отца она мне ответит. Если, конечно, с нею никто не разберется до моего появления, что тоже нельзя было исключать. Ладно, посмотрим, как карта ляжет. А может, она в состоянии устроить мне сеанс встречи на астральном уровне с моим предыдущим? Тогда я бы ей все простила. Но об этом потом – когда будет возможность встретиться с бабкой.
Теперь я ехала проститься с Сергеем. Это было последнее мероприятие, запланированное мною в Питере. Да и что мне еще тут делать? Поеду в Латвию, оттуда куда-нибудь в Скандинавию, начну новую жизнь… И снова одна. Ну ничего, найдется какой-нибудь добрый человек, который подберет бедную девочку. То есть меня. В общем, все равно кто – раз это не Сережа.
Я поставила машину за оградой перед неприметной калиточкой – зачем привлекать к себе внимание? Именно поэтому я не пошла через главный вход по центральной аллее, а двинулась по боковым тропинкам. Дорогу я знала хорошо, благо бывала у моего предыдущего не один раз…
Последнюю часть пути следовало двигаться вдоль центральной аллеи – иначе нельзя было пройти к его могиле. Как вы догадываетесь, Сергей был похоронен на престижном месте. Здесь, на кладбище, тоже был и свой центр, и свои окраины, престижные и непрестижные места, свои порядки, правила, уклад. Неравенство после смерти проявляется так же, как при жизни: кто-то нашел последний приют в центральной аллее, кто-то – у самой ограды, кого-то кладут в землю в картонной коробке, кого-то – в хрустальном гробу, кому-то даже не ставят никакой таблички, кому-то воздвигают памятники, специально заказанные известным скульпторам. Я, естественно, двигалась в сторону коммерческой части кладбища, или центрального района – как вам больше понравится.
Я не знала, хорошо это или плохо, что я одета на этот раз не старушкой, а современной молодой женщиной. С одной стороны, старушка на кладбище привлекла бы меньше внимания, с другой – я ведь шла не на могилку у ограды, а в ту часть, где лежат сильные мира сего – вернее, бывшие сильные. Кстати, а где родители Сергея? Я об этом раньше никогда не задумывалась. На похоронах их не было. Может, они давно умерли? Вообще-то, он был не питерский, а откуда-то то ли из Сургута, то ли из Самары. Я помню, что начиналось на С… Друзья его, конечно, должны были знать, а раз не вызвонили родителей, то, значит, их уже нет.