– Ах да! Марина, и вы там были? Какой кошмар!
Мне показалось, что эта женщина не в себе.
– А с Ирой мы можем поговорить? – спросила я.
Ее мать странно посмотрела на меня.
– Ах да, вы же не знаете… – она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Мы с Ксенией переглянулись. У меня в душе зародилось нехорошее предчувствие.
– Я говорила ей, чтобы не выходила замуж за этого проходимца! Я говорила ей, что замуж нужно идти по любви… А она мне отвечала: ты посмотри, к чему привела твоя любовь. Она хотела стабильности, обеспеченности. Она не хотела думать о куске хлеба и не хотела работать… С одной стороны, я ее понимаю. Но с другой… Разве так можно? И что получилось в результате? Жили, как чужие люди. Она же сюда с разными парнями приезжала! То есть осенью и зимой сюда, а летом в нашу с отцом квартиру…
– Что с ней?! – не выдержала напряжения я.
– Ее убили, – снова зарыдала мать. – На Кипре. Они там с внуком моим отдыхали.
– А мальчик?
– Жив. У соседей сейчас. Муж за ним ездил и оформлял… тело. Моей доченьки!..
– Как она погибла? – спросила Ксения напряженным голосом.
– Ее утопили в ванне.
– Когда?
– В ночь с понедельника на вторник. Неделю назад. У нее в номере. Ее нашел ребенок… Боже!
– Может, она поскользнулась? – высказала предположение я, хотя не очень верила в это.
– Полиция тоже так сказала. Но муж выяснил, пока был на Кипре, что она уже третья, кто там тонет в ванне – из русских женщин. Про тех говорят, что они вроде бы кому-то стучали. Но Ира-то кому? Это явно из-за Верещагина. Его убили здесь, а ее там, будто она что-то про его дела знала! Она ими никогда не интересовалась!
Мы выразили соболезнования, порадовались, что внук все-таки остался жив, хотя, конечно, получил психологическую травму, и вскоре отбыли.
– Поехали искупаемся, – выруливая из поселка, предложила Ксения.
– Знаешь, я…
– Как раз освежимся после этого дома. Ну, дела. Насчет Кипра она правильно сказала. Я тоже слышала про тех двух девок.
– Их вместе?..
– Нет, по отдельности. Но в одной гостинице. В самой дорогой в Лимассоле. А потом там было еще одно темное дело с нашим мужиком. Он припарковал какой-то крутой, недавно купленный «Мерседес», словно зомбированный поднялся на самый высокий мост – я не помню, где он находится, – и сиганул вниз на глазах у изумленных киприотов. И вроде бы с делами у него был полный порядок. По крайней мере киприоты ничего не выяснили.
Я вспомнила еще двух наших питерских «авторитетных бизнесменов» то ли с переводчицей, то ли секретаршей, которые тоже лишились жизни на Кипре…
– Ксения, тебе не страшно? – спросила я.
– А зачем, по твоему мнению, мой отец частного детектива нанял?! – взорвалась она. – Если это все дела Верещагина – то и фиг с ним. А если нет? Убивают-то, как выяснилось, не только в квартире, но и после выхода из нее. Кто и, главное, почему пристрелил Кирилла Петровича? Если он что-то не то видел в той квартире, то и мы видели! И даже не знаем, что там такого ценного! Если дело в драгоценностях, и нас с Агриппиной Аристарховной хотели изолировать, чтобы обчистить квартиры, то при чем тут все остальные?
– А если бриллианты?
– Верещагин не имел отношения к бриллиантам. Совершенно никакого. Это папа выяснил. Правда, то, что с ними связан Паскудников, его не удивило. И меня тоже.
– К краже твоих драгоценностей Паскудников однозначно имел отношение. И к разгрому в квартире у Агриппины Аристарховны. И к смерти скупщика. Пусть опосредованно, но имел.
– Согласна, – кивнула Ксения. – С этим вопросом мы разобрались. Пусть не окончательно, потому что далеко не все мои цацки найдены, но папа обещал решить этот вопрос, – она улыбнулась. – Но почему нас собрали в квартире?
Вдруг она резко повернулась ко мне. Мы в эти минуты обсыхали на одеяле, прихваченном Ксенией.
– А если дело в Верещагине? Ты ведь, пусть и опосредованно, была с ним связана!
– Через детскую подругу мамы?! Ксения, это полная чушь! Я не имею никакого отношения к торговле лесом, я никогда не встречалась с Верещагиным лично, я не знала лично Иру Верещагину и ее мать. И если американцы имели отношение к Паскудникову, то не имели к Верещагину!
– А если Паскудников как-то связан с Верещагиным? – задумчиво произнесла Ксения. – То есть был связан?
– Ты сможешь это выяснить?
– Сейчас мы позвоним этой заразе.
Ксения извлекла из сумки мобильный телефон.
– Сашуля? Я скучаю. Когда ты утешишь бедную девочку?.. Некогда разговаривать? Завтра улетаешь в Голландию? Ах да, снимать репортаж. Твоя ежемесячная программа. Когда вернешься? В субботу? Позвони мне. Я буду ждать, дорогой. Люблю. Целую.
Ксения отключила связь, выругалась, потом замерла на месте.
– Значит, сегодня вечером или завтра утром он вскроет тайник. Хотела бы я оказаться рядом в этот момент, чтобы увидеть его морду! – воскликнула Ксения, правда, ехать к Сашуле в гости без приглашения не предложила, как, впрочем, и дежурить у его дома.
День двенадцатый. Среда
Вечерняя девятичасовая программа новостей в среду началась с сообщения об аресте в Голландии петербургского журналиста Александра Паскудникова вместе с оператором. Им предъявили обвинение в перевозке партии контрабандных бриллиантов. Предполагаю, что наши таможенники кусали локти. Бриллианты были спрятаны в аппаратуре. Очень хитро спрятаны. По телевизору давались какие-то детали, но поскольку я не знаю строение телекамеры, то не поняла, где именно они там находились. Промелькнули кадры разобранной телекамеры и двух фотоаппаратов. Я уловила только, что камушки все «сидели» в разных местах, словно части аппаратуры.
И Паскудников, и оператор, как говорится, ушли в глухую несознанку. Они заверяли сотрудников голландской таможни, представителей Интерпола и полиции в том, что груз им подбросили, а они сами ни сном ни духом.
«Значит, груз все-таки был?» – подумала я. Паскудников смог раздобыть новую партию за короткий срок? Молодец. Оперативно действовал. Про драгоценности в выпуске новостей ничего не говорилось. Значит, он не взял остатки из тайника в системном блоке? Или они предназначались не для Голландии?
После выпуска позвонил Вова и попросил разрешения приехать вместе с Геной.
Вскоре они уже сидели у меня. Они тоже слышали про Паскудникова. Более того, они сообщили, что к ним приходили «серьезные дяди» и рекомендовали отдать бриллианты.
– Вы отдали?
Парни кивнули.
– У тебя были?
Я кивнула, не вдаваясь в подробности, да ребята их и не спрашивали.