– Конунг возвращается! Конунг едет, встречайте!..
И воин на сторожевой вышке, улыбаясь в густые усы, с
намеренным запозданием повторил слова малыша:
– Конунг возвращается, встречайте…
Заскрипев, разъехались в стороны тяжёлые створки ворот.
Челядь и воины, остававшиеся дома, высыпали наружу. Многомудрая Трюд вышла
вперёд: сейчас она увидит мужа и сыновей. И пленника, за которым конунг ездил
так далеко. Бёдвильд робко остановилась позади неё, в нескольких шагах… А
Сакси, маленький и ловкий, словно бельчонок, проворно слез со своей сосны и во
весь дух припустил по дороге в лес – встречать отца. Кому, как не сыну конунга,
увидеть его первым!
Мерно шагал серый, в лоснящихся яблоках, конь Нидуда: конунг
въезжал в ворота. На седле перед ним сидел Сакси. Глаза мальчика сияли – отец
позволил ему надеть на голову свой боевой шлем. Следом за Нидудом ехали два его
сына, близнецы Хлёд и Эскхере, красивые стройные юноши, на год моложе Бёдвильд.
Хлёд, родившийся на мгновение раньше брата, во всём был заводилой; вот и теперь
его конь бежал на полшага впереди.
Блестели серебром ножны мечей, наконечники копий и наплечные
пряжки – сорок воинов следовало за конунгом ньяров! У каждого висел за спиной
круглый щит, обитый звериным мехом, чтобы лучше соскальзывал вражеский меч, и
фигурными железными пластинками – для крепости и красоты. Добрая была дружина!
Нидуд, вождь ньяров, спустил на землю сынишку и спешился
сам. И Трюд обняла его, прижалась лицом к его широкой груди. Он поцеловал жену
и ласково отстранил на длину вытянутых рук:
– Заждалась меня, Трюд милая?
Бёдвильд низко поклонилась ему:
– Здравствуй, отец мой конунг…
– Здравствуй, Бёдвильд! – отвечал Нидуд с
довольной улыбкой. Красавица дочь близка была его сердцу. – А я подарок
тебе привёз. Держи!
Он пошарил за пазухой, и золотая искорка опустилась ей на
ладонь. Она ахнула и зажмурилась. Крепко стиснула кулачок и медленно раскрыла
его, словно боясь – вдруг улетит. Ни один конунг не сумел бы сделать своей
дочери подарка дороже! На ладони Бёдвильд лежало колечко, узорно свитое из
тонких сияющих нитей. Немало было у Нидуда всяких богатств, но подобной красоты
в его доме ещё не видали…
– Теперь у нас много будет таких колец! – крикнул
Сакси. Глубокий отцовский шлем сползал ему на глаза.
– Да! – всплеснула руками Трюд. – Что же ты,
конунг, не похвастаешься добычей? Покажи нам пленника.
Нидуд почесал в бороде:
– А что показывать… Вон его везут, смотри сама.
Волюнд ехал между двумя всадниками, задом наперёд посаженный
на рыжую лошадь. Житель далёкого северного края, он был одет в грубые шерстяные
штаны и безрукавку из пестрой шкуры оленя. А руки его были прочно скованы за
спиной. Он молча смотрел на дорогу, уплывавшую назад. И нельзя было сказать по
его лицу, слышал ли он, что происходило вокруг.
Воины хвастались:
– Мы подступили к нему, когда он спал, устав на охоте.
Он проснулся и голыми руками уложил троих наших, но Один помог нам, и мы его
связали. Славный кузнец будет у конунга!
И те, что оставались дома, восхищённо раскрывали рты.
Наконец кто-то спросил:
– А где же сокровища? Неужели у него в кузнице нашлось
одно-единственное кольцо?
– Мы перерыли весь дом, – отвечали воины. –
Но всё зря. И он ничего не открыл конунгу, хотя конунг долго его спрашивал.
Однако теперь-то он сделает для Нидуда семь раз по семь сотен звонких колец. А
Нидуд нас ими одарит!
Волюнда стащили с лошади, разомкнув цепь, проходившую под её
брюхом, от его левой ноги к правой. И когда он выпрямился, то оказалось, что он
был на голову выше всех, кто его окружал.
Бёдвильд смотрела на пленника, положив руки на плечи
единокровного братца Сакси. У Волюнда были крепкие ноги зверолова и могучие
руки кузнеца. Ржавые цепи скрещивались на груди, железные звенья терлись друг о
друга и скрипели. Тёплый ветерок шевелил его волосы, цвета соснового корня.
Лицо рассекала глубокая запёкшаяся рана. Глаза, тёмной синевы, от боли и
сдерживаемой ярости казались почти чёрными.
– Смотри! – покачав головой, обратилась к мужу
повелительница Трюд. – Смотри, как горят у него глаза. Как у дракона! Из
лесу ты его привёз, и в лес он будет всё время смотреть, сколько бы мы его ни
кормили. Наверняка он уже обдумывает, как отомстить!
– Я и сам это знаю, – нахмурился Нидуд. –
Скажи лучше, что ты предлагаешь?
Трюд сложила руки на груди – льняное платье на ней было
вышито красными и синими нитками. Она сказала:
– Сделай так, чтобы он не годился для мести. Вели
подрезать ему сухожилия под коленями: это не помешает ему размахивать молотом,
но сражаться он никогда больше не сможет.
Нидуд в восторге хлопнул себя по бедру:
– Воистину умную жену взял я когда-то!.. Так нам и
следует поступить!
Хлёд и Эскхере побежали в дом и вернулись с глиняным
горшком, полным горячих углей. Волюнда повалили на землю, и два десятка дюжих
рук втиснули его в пыль, не давая пошевелиться. Сыновья конунга наклонились над
ним вдвоём.
Робкая Бёдвильд задрожала всем телом и отвернулась. Трюд
заметила это и недовольно сказала:
– Что ты дрожишь так, Лебяжье-белая? Ты жалеешь лесного
бродягу, утаившего золото? Или, может быть, ты считаешь, что твой отец плохо
поступил, послушав меня?
Нидуд, наблюдавший за сыновьями, не оглянулся, но видно было
– разговор привлёк его внимание. Бёдвильд смутилась ещё больше и что-то
невнятно пролепетала – конунг снисходительно улыбнулся…
Волюнд между тем не издал ни звука. Лишь руки, заломленные
за спину, страшно напряглись, растягивая железную цепь…
– Готово! – сказал Хлёд. Выпрямился, вытер нож и
убрал его в кожаные ножны на поясе.
– Готово! – повторил за ним его брат.
– Теперь поставьте-ка его на ноги, – приказал воинам
конунг. Пленника подняли… Бёдвильд не посмела встретиться с ним глазами и
видела только, что он насквозь прокусил себе нижнюю губу – кровь бежала по
подбородку.
Трижды его поднимали, и трижды он падал – молча и страшно,
лицом вниз.
Впрочем, страшно было одной только Бёдвильд. Да еще, может
быть, Сакси. Остальные смеялись – пленник их забавлял.
– Добро! – сказал Нидуд с удовлетворением. –
Теперь снимите цепь и оттащите его в конюшню. А нам время садиться за стол.
Веди в дом, жена!
Взял за руку Трюд и направился с нею через двор. Воины,
весело переговариваясь, толпой повалили вслед.
Пир продолжался далеко за полночь…
Всё, чем богат был дом Нидуда конунга в эту щедрую летнюю
пору, стояло на низком дубовом столе. Нидуд сидел на почётном месте хозяина, и хмельное
пиво не убывало перед ним в кубке, выкованном из жаркого золота. А на стене за
спиной вождя висели красные и белые щиты, и оттого стена казалась похожей на
полосатый парус боевого корабля.