Лена не стала добавлять, что Седых – отец ее ребенка. Об этом, правда, придется сказать Туманову, а Равилю знать совсем необязательно, хотя Лена ему доверяла и считала своим другом. Но личное дело – оно и есть личное. Кильдееву также не следовало знать, почему она сама побуждала Веру рассказывать про Славика: Лена интересовалась судьбой своего первого мужчины и отца Вовчика. Она ведь до сих пор не могла его забыть…
Равиль вытащил из кармана блокнот и вопросительно взглянул на Лену.
– Фамилия?
– Седых Святослав Алексеевич.
Кильдеев на мгновение словно окаменел. Потом разразился семиэтажным. Лена ничего не понимала. У нее промелькнула мысль: а может, Равиль знает, что Святослав – отец Вовчика, и теперь каким-то образом заподозрит и ее в причастности к…
– Тебе Туман не говорил про фамилии из записной книжки? – спросил Равиль. – И я, кажется, забыл.
– Из какой записной книжки? – не поняла Лена.
– Из электронной. Юханссона. Мы же по тем телефонам и именам многое откопали.
Лена молча смотрела на Равиля. Она не знала, что и думать.
– Вы мне вообще не говорили, что с ней уже разобрались, – сказала она наконец. – В чем дело, Равиль?
– Кроме тумановских – тут я и тебя имею в виду, – в записной книжке Юханссона значились два питерских телефона, вернее, телефоны двоих людей из нашего прекрасного города на Неве – Жировецкого и Седых. Только без фамилий, а просто Паша и Слава.
Лена тихонько присвистнула.
«Только этого мне не хватало», – подумала она.
Глава 7
Проводив Равиля, Лена уложила сына спать и отправилась на кухню к поджидавшей ее тете Люсе. Людмила Ивановна горела желанием услышать рассказ любимой племянницы о том, как прошел вечер. Жизнь тети Люси крутилась вокруг Лены и Вовчика, они являлись центром ее Вселенной. Тетушка знала практически все о похождениях племянницы – та часто с ней советовалась или просто выговаривалась, когда становилось невмоготу после общения с очередным клиентом. И далеко не все в жизни Лены тетя Люся одобряла.
Наливая себе чаю, тетя поинтересовалась, что представляет собой Вера Григорьевна.
– Я же тебе уже вчера вечером рассказывала, – напомнила Лена.
– Сегодня-то ты, наверное, много нового узнала. А Вера Григорьевна, как я догадываюсь, личность колоритная.
– Да уж, – покачала головой Лена.
Тетя Люся ждала. Наконец Лена заговорила – поведала о бурной молодости своей новой знакомой и о не менее бурной нынешней жизни.
Когда Лена перешла к самому щекотливому моменту, Людмила Ивановна раскрыла от удивления рот. Значит, этот самый Святослав Седых, с которым она так ни разу в жизни и не встретилась и заочно ненавидела, снова всплыл в жизни ее племянницы.
– Да не всплыл он еще, – возразила Лена.
Но интуиция подсказывала ей, что скоро они снова встретятся. А интуиция Лену обычно не обманывала…
Она вздохнула, встала из-за стола, сходила в большую комнату и вернулась с початой бутылкой коньяка и двумя рюмками.
– Опять пить? – спросила тетя Люся. – С твоей-то наследственностью?
Лена отмахнулась.
– Раз до сих пор не спилась, то уже не сопьюсь.
– Не зарекайся, – нахмурилась тетушка.
Лена молча разлила коньяк, посмотрела прямо в глаза тете Люсе и призналась:
– Знала бы ты, как мне сейчас тошно. И не могу объяснить, почему именно. С одной стороны…
Лена выпила рюмку коньяка и разрыдалась.
Людмила Ивановна вскочила с табуретки, бросилась к племяннице и прижала ее голову к своей груди. Лену сотрясали рыдания.
– Ты любишь его, что ли, до сих пор? – догадалась тетя Люся.
Лена утерла слезы и подняла голову.
Она не знала. Даже самой себе не могла бы ответить честно. Просто не знала – и все. Не представляла, как бы отреагировала, если бы они теперь встретились. Ведь после Славки она словно заморозила себя. Его любила. А после него ни к одному мужчине никаких чувств не испытывала. Затоптала это в себе. Вернее, он в ней затоптал. Конечно, она кого-то уважает, на кого-то смотрит, как смотрела бы на отца или на старшего друга, например на Ивана Денисовича. Ее окружают интересные мужчины, но… Она не в силах влюбиться.
– Да, Славик хорошо постарался, – заметила тетя Люся.
Лена налила себе еще коньяку. Тетя Люся снова опустилась на табуретку и взяла свою рюмку.
– Давай за решение всех твоих проблем, дочка. Ты Равилю про него сказала? – неожиданно спросила Людмила Ивановна.
– Не все.
Тетя Люся ждала продолжения. Лена объяснила, что Равилю незачем знать про ее прошлые отношения с Седых, но умолчать о нем она просто не могла. И тут же подумала о том, что он наверняка замешан в этой истории – его телефоны не просто так оказались в записной книжке шведа.
– Но шефу придется все рассказать, – добавила Лена. – Вернее, напомнить. Если он сам уже не вспомнил, кто отец Вовчика.
– Когда собираешься ему звонить? – спросила тетя Люся.
Лена немного подумала и поднялась с табуретки.
– А прямо сейчас, – сказала она.
* * *
Валентин Петрович еще не слышал последнего отчета Равиля: они договорились на утро. Татарин поехал к Игорю – сверять полученную информацию.
Лена сказала Туманову, что не хотела бы, чтобы кто-то знал о ее прошлых отношениях с Седых. Незачем. И сама не хотела бы встречаться со Славиком… если возможно. И работать с ним.
Туманов на другом конце провода молчал.
– У вас были другие планы?
– Пока я ничего еще не планировал, моя милая. Но я это учту. Только в крайнем случае… сама понимаешь.
– Понимаю, – с грустью ответила Лена.
– Ну что ты в таком миноре, мать? Коньячку выпей для бодрости.
– Уже выпила, – улыбнулась Лена.
– Еще рюмашку прими – и баиньки. Утро вечера мудренее. Завтра отдыхай. В понедельник давай в «Сапфир», датчанами будем заниматься. А с этим делом посмотрим… Послушаем, что Татарин с Игорем раскопают, а там видно будет. Не заводись раньше времени. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Лена повесила трубку и отправилась спать.
* * *
Равиль в это время сидел у Игоря Серафимовича и слушал, что успели за день раскопать подотчетные им ребята.
У Сергея Викторовича Куприянова имелась единственная дочь от первого брака, которой теперь было девятнадцать лет. Сейчас он состоял во втором браке и жил с новой женой и ее сыном.
Куприянов развелся с мамой Юли четыре года назад, когда дочь была уже взрослой девочкой. Развод родителей серьезно повлиял на нее. Наверное, свою роль сыграла проводимая мамой политика. Мама утверждала, что Юлин папа – последняя сволочь, бросил их, ну и так далее и тому подобное. Маме удалось внушить Юле, что папе она совсем не нужна, что, кстати, не соответствовало действительности. Папа постоянно делал попытки встретиться с дочерью, но если нарывался на бывшую жену, то получал грубый отпор; а если все-таки трубку снимала дочь, то и она отказывалась встретиться с отцом, видимо, не желая расстраивать мать.