Я решила, что мне снова следует вмешаться, и рыкнула на Поликарпову. Та, к моему удивлению, заткнулась и на этот раз. Я же повернулась к врачу.
– Пожалуйста, расскажите нам про Анину мать, – мягко попросила я его. – Нам очень важно знать, каким образом она тут оказалась, давно ли, что с ней было, кто к ней приезжал.
– Тогда нам лучше пройти в мой кабинет, – устало произнес врач. – Я должен посмотреть свои записи.
– Нет, сначала ищем батю! – взревела Анька. – Он-то еще может быть жив. Что вы с ним могли сделать, сволочи?! Где мой отец?!
Врач шарахнулся от нее и умоляюще посмотрел на меня. Я задумалась на мгновение, а потом спросила:
– Если ее отец в вашем заведении, то он за этой дверью? – Я кивнула на стальную преграду, возвышающуюся перед нами. Из-за нее не доносилось никаких звуков.
Мужчина кивнул.
– Вы знаете, кто там?
– Это карцер. Для особо буйных. Только что поступивших. Ну, не совсем только что. Недавно. Первое время таких держат там. – Он опять кивнул на дверь. – А потом переводят в палаты.
– Там сейчас кто-нибудь есть? – спросила я.
– Трое мужчин. Простите, но я не знаю ни их имен, ни фамилий. Но все трое поступили недавно. Можно будет потом уточнить по документам, когда именно.
Янис велел врачу открывать дверь. Тот нажал на какую-то потайную кнопочку в углу помещения, где мы стояли. Открылся небольшой шкафчик, в котором висели самые обычные ключи. Врач взял четыре из них, затем подошел к двери, еще на что-то нажал, потом вставил один из ключей в замок и повернул два раза. Дверь с грохотом открылась. За ней находилась еще одна такая же. К ней подошел второй ключ. Врач вошел первым, мы последовали за ним. Он нащупал на стене справа от двери выключатель и щелкнул им. Узкий бетонный коридор осветили довольно тусклые лампы. Мы находились под зданием клиники.
Здесь было тихо, не слышалось никаких звуков. Но вообще-то стояла глубокая ночь, наверное, те, кого здесь держат, давно спят. И слышали ли они звуки выстрелов? Возможно, сюда не доносится ничего с поверхности, из каких бы орудий ни палили. Я спросила об этом врача.
– Полная звукоизоляция, – кивнул он. – Один из методов для непокорных.
– Я тебе сейчас покажу непокорных! Я тебя самого тут запру, козел вонючий! – опять открыла рот Анька, но я хорошенько врезала ей локтем в бок и в очередной раз велела заткнуться. Анька огрызнулась на меня, но замолчала.
Я же, опять извинившись перед врачом, который только пожал плечами, поинтересовалась, много ли здесь карцеров. Он сообщил, что десять, под землей также находятся холодильники, в которых хранится довольно внушительный запас продуктов и ряд препаратов, есть служебные помещения.
– А морг? – вякнула Анька.
Врач повернулся, посмотрел на нее, но тут голос подала я, уже видевшая подземный морг под дворцом Чапая. Это теперь что, традиция или мода, устраивать морги, так сказать, не отходя от кассы? В своих личных подземельях?
– Есть специальный холодильник, – сообщил врач, обращаясь ко мне. – На тот случай, если родственники захотят забрать тело.
Янис тут же поинтересовался, что происходит, если родственники не хотят?
– Хороним сами, – пожал плечами врач.
Янис, конечно, захотел узнать где. Врач ответил, что этот вопрос нужно будет задать санитарам – подобная функция возложена на их плечи. Насколько ему известно – где-то в лесу, но сам он места показать, к сожалению, не сможет.
«Ну и шарашка», – подумала я. У Яниса был очень сосредоточенный вид. Да, работки ему предстоит немало. И как только эта клиника могла функционировать довольно длительное время (а в этом я не сомневалась, раз уж тут содержали Анькину мать, считавшуюся давно умершей), и латышские власти до сих пор до нее не добрались? Или кто надо был подмазан? Но Янис все-таки представляет государственную структуру. Кто-то что-то не поделил в верхах? Теперь у новых властей или у тех, кто хочет занять их место, родились новые планы? Или кто-то кого-то сюда упек?! Поэтому и начались активные действия? Я плохо представляла расстановку политических сил в Латвии (со своими-то не разобраться, куда уж лезть в другое государство!) и не хотела забивать этим голову. Я вообще предпочла бы сейчас находиться в родном городе в своей кровати.
Но что теперь здесь будет? Неужели этот роскошный особняк в лесу оставят открытым всем ветрам? Неужели пропадет такое оборудование, лекарства? Надо спросить у Яниса. Если ответит, конечно. С другой стороны, Латвия – не Россия. Судя по тому, что я успела увидеть здесь за те несколько дней, что провела в Елгаве, напрашивался однозначный вывод: латыши – настоящие хозяева. Можно не сомневаться, что в запустение тут ничего не придет. Только, наверное, сменится хозяин.
Наконец врач остановился у одной из дверей, казавшихся мне совершенно одинаковыми. Эта тоже была бронированной. Врач приоткрыл небольшое окошечко, а затем нажал на какую-то кнопку. Мы увидели, что в комнате прямо над матрасом, брошенным в углу на бетонный пол, включилась лампочка, освещая лицо спящего.
Явно почувствовав бьющий в глаза свет, мужчина лет тридцати восьми – сорока открыл глаза, снова зажмурился, закрыл лицо руками, потом отвернулся к стене. Мы с Анькой вдвоем наблюдали за происходящим. Больше никто не смог бы увидеть комнату в это маленькое окошко – двоим и то было неудобно.
– Откройте! – велел Янис, еще не смотревший внутрь.
Ни слова не говоря, врач повернул в двери один ключ, потом второй и распахнул ее перед нами. Находившийся внутри мужчина совершенно не интересовал Аньку, но Янис и его подчиненный сразу же вошли в карцер. Я решила последовать за ними.
Помещение оказалось маленьким и холодным. Там было гораздо холоднее, чем в коридоре, по которому мы шли. В углу стояла параша, никакого умывальника, еды, воды для питья, мебели или посуды не было. Только тонкий грязный матрас на голом бетонном полу.
Мы все не могли одновременно войти в карцер – не хватило бы места. И так Янису, его человеку, мне и врачу было тесновато. Анька с Артуром и Мартыньшем остались в коридоре и о чем-то тихо переговаривались. Врач последовал за нами, чтобы не оставаться рядом с Анькой, когда я отошла от нее.
Янис с подчиненным стали трясти лежавшего на матрасе мужчину за плечи. Тот вначале говорил что-то нечленораздельное, потом наконец полностью проснулся – или очнулся? – сел на своем матрасе, опять протер глаза и во все глаза уставился на тех, кто пытался с ним разговаривать.
На мужчине был надет когда-то дорогой костюм, от которого теперь остались лохмотья, но куски хорошего сукна нельзя было не заметить. Белая рубашка потемнела, обувь отсутствовала, почти все пуговицы тоже. Бороду он явно давно не расчесывал, но волосы отрасти не успели, так что стрижка оставалась относительно короткой и стильной.
Янис что-то оживленно говорил. Мужчина слушал, вначале, как мне показалось, не вникая в смысл происходящего, а потом… разрыдался, уткнувшись головой в колени. Янис с подчиненным, сидящие перед мужчиной на корточках, смутились в первый момент, потом стали его утешать, придвинулись так, чтобы обнять его с двух сторон, похлопали по спине. Тот снова стал задавать вопросы.