Мы рассказали про претензии Максимова ко мне.
– А дальше?
Я пожала плечами.
– Ребят, наверное, побежал накачивать. Они все злые на сцену вышли. Как обычно, после Ленькиных разносов. Нам некогда было это обсуждать. Вы же понимаете…
Генерал, уяснив, что от нас с Анькой ничего больше не добиться, да и не его это обязанности, поднялся и заявил, что нам скорее всего завтра придется зайти в отделение, которое будет заниматься расследованием убийства.
– Сейчас я пришлю человека, он назначит вам время, удобное для вас, – добавил генерал с улыбкой. – Он запишет ваши координаты. И сегодня пару вопросиков для протокола задаст. Так надо, девочки! Вы же понимаете, надеюсь?
Критически осмотрев себя в зеркале, генерал опять улыбнулся нам с Анькой, приложился к ручкам с пожеланиями творческих успехов и покинул мою гримерную.
Я встретились с Анькой взглядом.
– Чего делать будем? – спросила она.
– Отвечать на вопросы.
– Я не про это, – махнула она рукой. – Я вообще имею в виду.
Я пожала плечами: не до того было.
– Надо подумать, под кого теперь пойдем, – заявила Анька.
– Да как ты можешь?! Сейчас!
– Я практичнее тебя, подружка, – перебила она меня. – И смотрю в будущее, которое у нас с тобой связано неразрывно. Хотя семью-то кормить надо тебе, а не мне. Подумай на досуге, с кем ты хотела бы работать. И я подумаю. На мальчишек рассчитывать особо не приходится. Они пойдут туда, куда мы скажем.
– А Агнесса? – спросила я, имея в виду мать Андрюши, нашего солиста. Его мамочка – это отдельная «песня», предмет множества анекдотов в нашем узком «кокосовом» кругу. И почему это сегодня ее нет за кулисами? Обычно она всегда тут пасется, на гастроли с нами ездит, девок фильтрует… Усмирить ее мог только Леонид Борисович на пару с Анькой. Агнесса с моей подружкой ругались, как две базарные бабы. Одесские торговки отдыхают.
– Агнесса Геннадьевна своему сыну ничего плохого не пожелает, – заметила Анька. – И баба она очень практичная. Ее тоже подключим. К ней у меня больше доверия, чем к мужикам. Хотя обычно я готова ей глаза выцарапать, – добавила Анька с ухмылкой. – И у меня вон эта прядь еще не отросла, – она дотронулась до остатков волос, в свое время вырванных Андрюшиной мамочкой. – Но сейчас мы с ней союзницы. Интересы-то общие, как-никак. Сообразим что-нибудь вместе.
– Как знаешь, – сказала я.
Сейчас у меня просто не было сил о чем-то размышлять и тем более что-то решать. Да и как можно? Совесть не позволяла мне думать о новом продюсере, пока труп Максимова еще не остыл. Да и устала я здорово после трех дней выступлений подряд. До кровати бы поскорее добраться, рухнуть и спать, спать, спать. Еще будет время подумать о будущем.
От размышлений меня оторвал стук в дверь.
– Открыто! – крикнула я.
Вошел один из трех оперативников, встретивших нас за сценой, но не седой. Этому на вид было лет тридцать пять, и он внешне здорово напоминал Рональда Кумана.
– Добрый вечер! – поздоровался опер, остановившись на пороге. – Я, кажется, не туда попал.
– Раз кажется – перекреститесь, – предложила Анька с самым серьезным видом.
Мужик остановил взгляд на колыхающемся Анькином бюсте, потом совершенно безразлично посмотрел на меня и обратился к ней:
– А вы не подскажете, где я могу найти солистку «Кокосов»? Ваш адресок-то у нас есть, уважаемая Анна Станиславовна.
«Ишь ты, даже имя-отчество запомнил! – подумала я. – Все вы, кобели, одинаковые».
– А вот с солисткой мы так и не поговорили, – продолжал опер, не сводя глаз с Анькиного бюста. – C молодыми людьми наши сотрудники уже беседуют, а мне вот поручили… Где можно найти Шушу? Простите, я не знаю ее имени-отчества.
– Анастасия Михайловна, – подала я голос.
– Спасибо, – бросил мне через плечо оперативник, продолжая пялиться на Аньку. – Мне хотелось бы встретиться с солисткой лично.
– Вы уже встретились, – снова подала я голос.
– Да, я ее видел после концерта, но потом она ушла вместе с вами, Анна Станиславовна, и с Вездеходовым. И вот теперь генерал приказал ее допросить для протокола и вызвать к нам завтра в удобное для нее время…
– Так я не понимаю, в чем проблема? – Анька посмотрела на него, как на полного идиота. – Допрашивайте. Договаривайтесь. Настя, скажи мужику, когда тебе завтра удобно?
Я прикинула, что в час дня, и попросила объяснить, как доехать до этого самого отделения, добавив, что я поеду на машине.
Мужик не ответил. Он до сих пор так ничего и не понял, повернулся ко мне, бегло оглядел, опять посмотрел на Аньку и уже более суровым тоном заявил, что ему нужна солистка «Кокосов». Причем немедленно.
Анька пялилась на него, как на инопланетянина, высадившегося из «тарелки» прямо в мою гримерную. Ну или безобидного психа, собирающего одуванчики в сугробе.
– Вы будете отвечать на вопросы? – рявкнул мужик. – Мне не до шуток, Анна Станиславовна! Совершено убийство!
– Задавайте ваши вопросы, – пожала плечами Анька. Бюст ее колыхнулся.
– Куда ушла ваша солистка?! – уже орал представитель правопорядка. – Кто ее отпустил?! Где она сейчас находится?!
– Вот она, – с невозмутимым видом кивнула на меня Анька.
– Вы издеваетесь надо мной! – завопил опер не своим голосом. – Где Шуша? Мне нужна солистка «Кокосов», а тут сидит какая-то школьница!
– Я не школьница, мне двадцать семь лет, и у меня сын в школе учится, – заметила я ледяным тоном.
Мужик наконец развернулся и уставился на меня. Взгляд его я выдержала, и он отвел глаза первым.
– Этого не может быть, – сказал он голосом твердокаменного ленинца, которому рассказывают, что безработные в капиталистических странах живут лучше, чем работающие в соцлагере.
Анька, которой концерт в гримерной уже порядком поднадоел, поднялась, достала убранный в сумку парик и надела его мне на голову. Немножко кривовато, правда, но я стала более узнаваемой для масс.
– Теперь пойдет? – ехидно поинтересовалась она. У опера отвалилась челюсть. – Или мне ей полный макияж наложить? Тогда вам придется подождать часика полтора. Может, обойдемся все-таки без грима?
Мужик пару минут издавал какие-то нечленораздельные звуки, общий смысл которых мне был понятен, – неоднократно доводилось слышать такое от тех, кто видел мое магическое превращение впервые.
Мне стало его жалко, да и зачем зря настраивать против себя родную милицию? Я улыбнулась и уточнила, устроит ли его предложенное мною время – час дня? Мужик челюсть вернул на место, резво закивал и что-то пометил дрожащей рукой на листке бумаги.
– Теперь объясните, как доехать.