Во Францию знакомиться с Жоржем Фуко отправились семь девчонок. По крайней мере, столько заявлений было подано родителями. В компьютерах пропавших была обнаружена очень похожая переписка и одинаковые фотографии. Жорж Фуко отправлял послания из разных мест, правда, никогда из дома патрона и никогда из личной квартиры. Если это, конечно, был он. Его, как успела точно выяснить французская полиция, женщины не интересовали никогда. Но для использования их в корыстных целях личный мужской интерес не требуется. Нельзя также исключать, что кто-то пытался подставить Жоржа. Французская полиция явно предпочла бы последний вариант, но пока все указывало на первый. Полиция была вынуждена арестовать Фуко.
У меня, Татьяны и Пашки снова откатали пальчики, поскольку мы поднимались на злосчастную яхту, которую французской полиции придется проверять на наличие всех имеющихся отпечатков.
Полиция жаждала увидеть спасенную нами девчонку, но тут мы помочь никак не могли. Им придется самим ее разыскивать по Франции, а то и Европе. Она, думаю, не станет спешить с походом к органам.
– Что у вас за страна?! – хватался за голову комиссар Дидье. – Почему у вас никто – по крайней мере, из тех, кто приезжает во Францию – не соблюдает общепринятые правила поведения?!
«Интересно, что он имеет в виду под общепринятыми правилами поведения? Кем? Где?» – подумала я. Как выяснилось в дальнейшем, мои друзья ломали голову над тем же самым.
– Почему у ваших граждан отсутствуют нормальные человеческие инстинкты?!
На этот раз я уже сдержаться не могла и уточнила, какие именно.
– Не лезть не в свое дело! – заорал комиссар.
– Вы меня имеете в виду? Да я как раз выполняю свою работу. А моя работа – это показать телезрителям…
– Вы о последствиях не думаете! – перебил меня комиссар. – Ни вы, ни кто-то другой из русских, с которыми мне уже довелось столкнуться. Нормальный человек будет беречь свою шею, а вам это даже не приходит в голову! Я не представляю, как в вашей стране работают правоохранительные органы с таким-то контингентом!
– Точно так же, – сказал Андрюша.
– А вот вы, вы лично, почему сами занимаетесь расследованиями? Не отрицайте, я все знаю! Почему вашим людям не приходит в голову обращаться в полицию, к профессионалам, в обязанности которых это входит? Почему мать одной из девушек, Анна, сама приехала во Францию?
Мне лично, как и всем нашим, это было совершенно понятно. Но комиссару требовалось объяснить на конкретном примере.
– Мы привыкли рассчитывать только на себя, – сказала я. – Помните случай в туннеле в одной тихой горнолыжной стране? О нем писало большинство европейских газет.
Поезд встал в туннеле, и начался пожар. По громкой связи на нескольких языках передали, что спасатели находятся на пути к туннелю, всем следует оставаться в поезде, ждать. В поезде были и русские. Они не стали никого ждать. Они привыкли рассчитывать только на себя. Они выбили стекла и ушли.
Наши спаслись. Все до одного. Европейцы погибли. У них не возникло мысли самим пробиваться сквозь дым и огонь. А наши не ждут помощи от государства, спасателей, милиции, прокуратуры, социальных работников, страховщиков и кого бы то ни было еще. Поэтому процент выживаемости в экстремальных ситуациях не сравним ни с европейским, ни с американским.
– Вот поэтому мы сами занимаемся расследованием и не обращаем внимания ни на какие инструкции. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – говорят у нас. А у вас – дело рук спасателей. Вы поняли?
Комиссар Дидье вопросительно посмотрел на Андрея.
– Я бы тоже разбил окно поезда в том туннеле, – сказал приятель. – И спасался бы сам. И рассчитывал только на себя.
Несчастный Дидье покачал головой и еще пожаловался на то, что ему практически невозможно вызвать или даже пригласить для беседы кого-то из русских. Все мгновенно перестают понимать, что от них требуется, или, что чаще случается, просто исчезают. Почему-то все русские, с которыми ему приходилось сталкиваться, воспринимают звонок из полиции как обвинение в совершении преступления.
– Вот вы что думаете, когда вам звонят из русской милиции? – спросил он меня.
Я ответила честно: что знакомые ребята на труп приглашают. Татьяна сказала, что, если звонят ей, это означает, что мои знакомые ребята хотят пригласить меня на труп, но почему-то не могут до меня дозвониться. Пашка заявил, что в его случае знакомые ребята едут к нему пить. Пашка живет один, и поэтому пьянки часто устраиваются у него в квартире.
– А если вам звонят из морга? – спросил французский комиссар. По его мнению, при звонке из морга у русских тоже всегда бывает неадекватная реакция.
Мы все заявили, что, в общем, никакой разницы. Пашка добавил, что ему из морга звонят чаще, чем из милиции, потому что среди патологоанатомов у него больше собутыльников.
Комиссар махнул рукой и стал официально фиксировать наши показания.
«Странный он какой-то, – думала я. – Как, впрочем, и другие представители европейских органов».
Судя по тому, что мне довелось слышать или читать в СМИ, можно подумать, что у них в Европе преступности не было, пока русские не приехали.
* * *
Мы с Татьяной и Пашкой покинули полицейский участок часа через два, Андрюша остался. Мы решили без приглашения посетить дом Серафима Петровича Вяземского. Хотя когда мы там появлялись по приглашению?
– Тань, как тебе олигарх? – невозмутимо спросил Пашка в такси. До этого у нас не было возможности обсудить ночные похождения.
– Мне его жалко, – заявила Татьяна.
– Жалко?! – пораженно посмотрел на нее Пашка. – Олигарха?!
– Нет, мужчину. Человека. Он – несчастный, и я не представляю, как он может стать счастливым. И он сам не представляет.
Тут встряла я и пересказала ставшую мне известной историю жизни Владимира Павловича.
– Наверное, ему нравилось жить, пока он пробивался наверх, – продолжала рассуждать Татьяна. – Это захватывало, был стимул что-то доказать всем и в первую очередь себе самому. Теперь он уже все доказал, всего добился, всех целей достиг. Ему скучно.
– Как нашему Ивану Захаровичу, – хмыкнула я. – Но Иван Захарович себе все время какие-то развлечения придумывает. И мы не даем скучать.
– Может, нам что-нибудь и для Володи придумать? – посмотрела на меня Татьяна.
– Таня, а почему бы тебе не сделать олигарха, то есть мужчину и человека, счастливым? – не унимался Пашка. – Он, как я понимаю, не то что не против, а очень даже хочет, чтобы ты взяла на себя эту роль.
– Я не могу быть с мужчиной из чувства жалости. Я уже пожила с одним, которого мне было жалко бросить.
Татьяна имела в виду бывшего мужа, которого терпела много лет.
– Но ты же провела с ним ночь! Ты хочешь сказать, что просто совершила акт милосердия?