«Заранее написал, гад. Всё распланировал. В руки не даёт. Чтобы не дать возможности даме фыркнуть, порвать в клочья и швырнуть в физию. Аккуратно положил между чашками. Брать и потом рвать – уже комедия!»
– Тебе стоит только вызвать такси. И позвонить в ворота. Тебя впустят в любое время, в любом состоянии, без единого лишнего вопроса. И обеспечат всем необходимым. Быстро и молча. А сейчас ничего не говори, солнышко. Я закажу тебе ещё выпить. У ресторана тебя будет ждать мой шофёр, он подвезёт тебя туда, куда ты скажешь. И проводит до тех дверей, за которыми тебе сегодня угодно будет переночевать. До свиданья, детка.
Он снова поцеловал её в макушку, потрепал жестом заботливого дядюшки по щеке, расплатился по счёту и вышел из ресторана.
«Старые девы со сладострастным остервенением щиплют чужих карапузов за щёчки…»
– Сдача, – официант принёс сложенную папочку.
«Сдача» Сергея Валентиновича была куда щедрее вчерашнего «аванса» Владимира Викторовича.
«Может, в проститутки податься?.. В любом случае, на пару месяцев жилья, комиссионные и некоторое обзаведение «хозяйством» хватит. Плюс скоро жалованье. Всё не так уж плохо. Кроме того, что Митя Югов не появляется…»
Зазвонил мобильный.
– Сашка, это я! Прости, что не выходил на связь. Я тут кое-чем занимался. Ты свободна сегодня… ночью?
– Совершенно свободна! – радостно заорала Сашка, напугав даже бесстрастного официанта.
– Куда за тобой подъехать? Ты всё ещё… там, в доме старухи Юговой?
– Я нигде, Митя. Я сама к тебе приеду.
«Ради милого дружка семь вёрст – не околица. Особенно за счёт Сергея Валентиновича. Его шофёр подвезёт тебя туда, куда скажешь… И потом скажет, куда подвёз, своему шефу. Ну, не так уж и плохо. Пусть проявит ещё своё хвалённое терпение. И всё равно, самый гадкий среди них – Югов! Чем он занимался два дня без меня?.. Дрянь ты, Санечка!»
«Гадкий Югов» два дня занимался обустройством своей квартиры. Обычно ему было всё равно, в каком антураже привечать очередную пассию. Но в данном случае… Он вдруг почувствовал неудержимую тягу к чайным сервизам, журнальным столикам, постельному белью под цвет обоев… или наоборот?
«Маяковский тоже считал себя мещанином! Самому сыну лесника машина не была нужна. Но для Лили он привёз из Америки. Тебе же все блага цивилизации куда доступнее!»
Югов забрал из автосервиса покинутый там… джип. Приобрёл кровать, кое-какую мебель – «Ей нравится плетёная!» – и кучу разнообразных рамок для фотографий. Для тех снимков, что сделал во вторую ночь. Растрёпанная Сашка в его носках. Хмельная Сашка целуется с обалдевшим Фёдором. Сашка курит, задрав ноги на стол. Голая, но в сапогах – белых, ажурных. Сашка со «зверским» лицом замахивается своим плюшевым сокровищем на невидимого объективу фотографа. Сашка спит, пуская счастливые слюни в подушку.
У Мити Югова был явно иной вкус к жизни, чем у прежних Сашкиных мужчин. У тех, если она и была «развешана по стенам», то непременно в «глянцевом» виде. Сашка в ресторане. Сашка на конференции. Сашка натянуто улыбается. Ни на одном своём изображении до Митиного появления в её жизни она не была ни растрёпанной, ни курящей, ни тем более в мужских носках. Она вообще никогда не надевала мужские носки.
[– Не ходи босиком!
– Но у тебя нет тапок. Да и были бы у тебя – тапки, я бы их не надела. Потому что это не мои тапки. Я ненавижу чужие тапки. Или тапки «для всех» – это одно и то же. Если человек тебе дорог, то в твоём доме всегда будут тапки именно для него. У меня в семье всегда так было. Тапки Юрия Сергеевича – для папиного друга. Лизины тапки – тапки маминой подруги. Шлёпанцы для соседа Степана Ильича, заходившего по субботам выпить с дедом. И никто и никогда не надевал чужие тапки.
– У меня нет тапок, но у меня есть носки! Новые! Сейчас я на тебя их надену…]
Он купил тапки для Сашки. Овечьи чуни. Махровые шлёпанцы. И какие-то легкомысленные глупости с бантиками. Для кухни. Для ванной. Для игривого настроения.
Все два дня, приобретая, прибивая, развешивая, переставляя и обустраивая, он старался ни о чём не думать.
– Феодор! Чем отличается пусть даже и некондиционный щенок, спасённый из лап нехороших хозяев или, например, подобранный на улице, от щенка, запланировано приобретенного из элитного помёта?.. Только не вздумай нести чушь о благородстве. Я уже слышу, как шуршат в эту сторону твои извилины. Ты основательно подпорчен человеческим. Благородство тут ни при чём. Я не благороден, если ты ещё, бородатая шельма, помнишь значение этого слова. Я – из купцов, не говоря уже про изрядно подпортивших мою кровушку пролетариев, крестьян и служащих.
Старый эрдель ни о чём таком не думал. Его тревожили странные перемены. Хотя он был закалённым псом, пережившим с хозяином ни один переезд и ни одну «хозяйку» – чай, не какой-нибудь презренный кот…
«Им, волосатым погремушкам, диван важнее человека!»
Но если раньше хозяину хотелось лицезреть отпечаток чьей-то физии или фигуры, он запросто лепил эти их остановленные мгновения на стену кнопкой. Да и то, из-за какой-то непонятной «композиции»… Вот, например, года два тому на стене их очередного пристанища гордо реял какой-то совсем чужой бородатый дед за шахматной доской. Фёдору он был незнаком. Хозяин тогда в очередной раз ненадолго поселил его у своих родителей, а вернулся, пахнущий нездешним солнцем, не русским ветром и с этой фотографией…
«Слава Анубису, без очередной человечьей суки!»
Феодор не очень любил оставаться у Митиных родителей. Его «кормили», «гладили» и «выгуливали». А он любил, когда его потчевали, начёсывали и проветривали.
– О чём задумался, бородатый?! Ты слушаешь меня или нет?.. Так вот, не о благородстве речь. Не индульгенция, а…
«Глядите на него. Только-только Сашкин отпечаток любовно в рамочку вставлял и слюни на неё пускал… Ну, ладно, не слюни. У них, у людей, не принято слюни пускать. А зря – всё честнее…»
– …а честность. Честность! Понимаешь?
«Конечно, понимаю. Был бы ты честный, ты бы слюни пускал. И около неё был. А не как дурак сундуками всякими квартиру заваливал!»
– Не смотри на меня как на идиота, Фёдор. Я просто хочу создать девушке комфорт и сделать ей приятное. Я даже платье купил. Как думаешь, не обидится? Она, полагаю, привыкла, что мужчины ей платья дарят. Но именно поэтому может и обидеться. Люди очень глупые, да?
Эрдель согласно залаял.
– Сам дурак!
А никто и не говорил, что люди последовательны.
В отличие от собак. У собак всегда всё в порядке с причинно-следственными связями. Да разве им втолкуешь? Они думают, что собаки не умеют говорить. А собаки – просто не хотят говорить о том, что и так очевидно. И тем более, заговори собака, – кто бы её слушал? Люди всё равно слушают только себя…