– Спасибо, коллега, за важное уточнение! Полным окситоцина шприцем Жане, мечтая вонзить его в беззащитную плоть, дабы убить невинного младенчика внутриутробно и разорвать как тряпку главный женский орган.
– Вовсе не мозг! – Виталик подул в ложку и с удовольствием прихлюпнул. – Вкусно! Хочешь попробовать?
– Подожди! Я отвечаю Людмиле Николаевне… разорвать матку на части. – На мгновение Женька погрустнел и сказал совсем иным тоном: – Только в прошлом месяце одна за другой две дебилки поступили с разрывами после родов на дому. У одной «духовная акушерка» ещё и послед шесть часов ждала. До полного и окончательного ущемления. Потом, как водится, смоталась. А муж бабу в родильный дом приволок. Да ещё и с криками, матами-перематами. Этот Вересов вчерашний – просто тишайший интеллигентнейший человек. Отчего-то именно папашки, мужья таких дамочек, самые тронутые на теме семейных родов. Будто их кто в родзал не пускает. Хоть собаку уже приводи… – Он вернулся к первоначальному саркастично-театральному тону. – Дома, под кустом, в луже и в канаве, не рвётся связь с космосом, и я до сих пор не могу понять, отчего же эта связь должна прерваться в условиях, где тебе не дадут покалечить, а то и убить ребёнка и самой умереть. И вообще, это всё естественно и назад, как говорится, к природе, братья и сёстры! Наши бабки в поле рожали, динозавры в мезозое яйца несли без всякой помощи, и куколка превращается в бабочку без внутривенной инвазии! Да будет свет! Бог дал, Бог взял! А ещё они любят поговорить о родах в Голландии, в Америке и Канаде, забывая об особенностях русского здравоохранения, русских дорогах и…
– …русских дураках.
– Вот-вот, я о том же. Естественники грёбаные! Они ж не думают, кто там этих баб в поле под стогами считал? Сколько их померло. И мужья эти, идиоты. Интеллигентные, блядь. Чего ж машину на телегу не сменят, не начнут картошку своими руками сажать, не отключат электричество и не станут сальные свечи ваять и слюдяные окошки в избушки лубяные вставлять? А помощь медицинскую им, сукам, не Бог дал?!
– Людка, что ты от меня хочешь? – вдруг устало спросил Женька. – Я не в силах свои мозги вставить. Всё, что могу, так привести такого Вересова посмотреть на операцию по расчленению трупа его ребёнка и извлечения по кускам из тела его жены. Или идиота, что случился полгода назад. Надо было взять его с собой в операционную, чтобы он увидел, как жена истекает кровью и умирает – не у него, а у меня на глазах, под моими руками. Да только боюсь, не самих себя в преступной глупости, а меня в намеренной жестокости они после такого «спектакля» обвинят. И в суд подадут. За ущерб моральный и физический. Не хочу, всё! Не хочу! И вообще, зачем человеку вид на день субботний, чтобы о работе говорить, что ли?!
Раздался звонок.
– О! – сказал Женька. – Это Нечипоренки. Открывайте, встречайте, накрывайте, а я в душ побежал, пока не началось.
Он долго стоял то под горячей, то под прохладной водой. Маша занесла ему в душ чашку кофе и бокал коньяка. Он вышел освежённый, смывший с себя запах больницы, бодрый и готовый к общению с друзьями.
– Помните, в первой Машкиной книге было что-то вроде: «Дерьмовая у нас работа, но она того стоит, потому что смотришь на эту суку в тот самый момент и понимаешь, что она – Бог». О, Евгений Иванович, привет! Как я по вам соскучилась! – дурашливо завопила Светка, пока Женька жал руку Вадиму. – Ну ты-то помнишь, как там?
Он притворно-покорно вздохнул и процитировал:
– «Редкая эпизодическая бессонница воняет хлоргексидином, пиздятиной, дрыснёй, блевотиной, меконием, бактерицидной лампой, околоплодными водами, хреновым растворимым кофиём, промозглым курением. Звучит шарканьем, оханьем, воплями: „Ой, мамочки!“, металлическим стуком и рыками: „Вы позвонили в детское, вашу мать?!!“, „Звоните наверх, разворачиваемся!“ Редкая эпизодическая бессонница отбрасывает назад, где не было места нормальной жизни. Туда, где посреди беспросветной изматывающей жопы были редкие вспышки вселенских откровений. На рахмановке даже последняя тварь на мгновение становится божеством». Так это звучало в книге у Е. Иванова, – вздохнул Женька. – Опять с бабами о работе?
Светка сделала вид, что не услышала последнюю фразу.
– Вот! Ну то есть так, как ты, дорогой Евгений Иванович, я не воспроизведу, у меня нет этих самых, что твоя тётка правильно называет, способностей, и как Машка не напишу, но как же это точно, а? Скажите?!
Все «сказательно» кивнули. Тайна Е. Иванова распирала Светку. Ей хотелось сообщить, ну если не всему миру, то хотя бы коллегам, взахлёб читавшим книги, что на самом деле их написала её подруга. Та, что работала с ними бок о бок. Которую она может добродушно назвать «дурой» или даже послать на хрен, и та не обидится. Потому что они давно дружат. Действительно дружат, а не делают вид. При этом Светлана Анатольевна была не из тех, у кого «в жопе вода не держится», тщательно хранила от Жени то, что произошло в операционной в момент извлечения из Маши её дочери. Но это же совсем другое, да? И Светку распирала гордость за подругу. Она снова пустилась в воспоминания:
– Я помню, как Машка мрачнее тучи припёрлась ко мне с литровой бутылкой водки и принялась её лакать, потрясая какой-то газетёнкой. В ней известный в узких кругах тамбовской интеллигенции критик Пупкин обвинял её в излишнем физиологизме, грубости и предрекал кануть в Лету, где самое место «блядям-однодневкам, насравшим на алтарь Литературы». И лишь светлый образ аскета-интеллектуала, филолога, вынужденного читать такое унылое говно по долгу службы, навсегда останется в сердцах целевой аудитории издания, покупаемого ради телепрограммы и рекламных объявлений.
– Ой, кто меня тогда только не костерил из-за этой книги. Ну не меня, а некоего Е. Иванова. Кто-то писал, что Е. Иванов – извращенец, получающий удовольствие при виде «рожающих самок». Другие, наоборот, Е. Иванов, мол, жёноненавистник и отрицает материнство. Да и вообще, язык его убог, слог коряв, тема широкой читательской аудитории неинтересна, да и описания недостоверны.
Тут все весело заржали.
– Зря смеётесь, глянцевая журналисточка чуть выше средней руки, в смысле узнаваемости её фамилии, даже уколола меня своим штампованным, «овеянным мифами и легендами», пером в колонке «Разочарование месяца». Написала, мол, пробежала я этого вашего Иванова наискосок, а большего он и не заслуживает, и осуждаю. Я два раза рожала и знаю, что в родильных домах всё не так! Я очень переживала. Утро начинала со стакана. Взяла на фирме отпуск, потому что заводилась с пол-оборота из-за любой ерунды. Костерили в хвост и в гриву никому неизвестного начинающего автора так, что только гай шумел. И заметьте, совершенно бесплатно! Я чуть не свихнулась, решив, что никогда больше не прикоснусь к клавиатуре. Нечего такой бездари, как я, монитор почём зря коптить! Идите-идите, продавайте свои аппараты ИВЛ
[109]
в особо крупных масштабах, Мария Сергеевна. Демпингуйте тендеры муляжами непосредственно от производителя. А в словотворчество вам путь заказан! И каков же результат? В течение двух месяцев весь первоначальный, немалый, кстати, тираж был продан. И допечатан с коэффициентом два. И вы мне хотите сказать, что в этом лучшем из миров всё не через задницу?