– Легче выкрасить, чем выбросить. Иду – и содрогаюсь. Счастливое детство как оно есть – только теперь ещё и за деньги. Жуть. Надеюсь, хоть азбуки здесь в кожаных переплётах?
– Всеволод Алексеевич, познакомьтесь! – Сеня со значительным нажимом на имя-отчество прервал монолог Северного. – Это Анжела Степановна, директор!
На Северного смотрела весьма молодая особа, более уместная где-нибудь в ночном клубе, нежели в воспитательном учреждении. Ей было около тридцати, не больше. Блузочка, юбочка, туфельки. Вроде бы всё соблюдено, но… блузочка чуть фривольнее. Юбочка чуть короче, чем выдержит психика бронеподростка. Туфельки с завязочками под Древнюю Грецию походили скорее на аксессуар для вовлечённых по недоумию в БДСМ
[5]
. А судя по макияжу, насыщенностью не уступавшему театральному гриму, дети её интересовали далеко не в первую очередь.
– Здравствуйте, Всеволод Алексеевич! – любезно расплылась Анжела Степановна всем своим нарочито огромным ртом и протянула Северному руку, кою он смиренно пожал. – Семён Петрович о вас много хорошего рассказывал! Мы очень рады, что вы согласились принять участие в нашем дне интересных профессий! Сейчас закончится мастер-класс известного шеф-повара, и после небольшого перерыва – ваше выступление. Могу я предложить вам чаю? – и она ещё раз зловеще оскалилась и стала окончательно похожа на в пух и прах разодетую рыбу дораду. – Пожалуйста, в нашу комнату отдыха! – директриса развернулась к друзьям соблазнительной задницей и, покачивая бёдрами, поплыла по коридору. Северный развёл руками. Сева показал ему кулак.
– Ну же, мужчины, не отставайте! – призывно пропела Анжела Степановна.
Ничего не оставалось, как проследовать за её выдающейся кормой, туго обтянутой полоской чёрного и неуместного в такую жару трикотажа. Северный и Соколов были из поколения хорошо воспитанных мужчин – они шли молча, не присвистывая, не хмыкая, а лишь стыдливо-целомудренно потупив очи долу.
В комнате отдыха, последовав приглашению, друзья устроились в кожаных креслах. Как раз напротив портретов президента и премьер-министра. Сама Анжела Степановна ухнулась на диван, издавший при этом протяжный звук, похожий на шипение газоотводной трубки. В двери тут же заглянула молоденькая девчушка.
– Три чая, Леночка! С лимоном. Мне – без сахара! – царственно бросила директриса.
– Да, Анжела Степановна! – подобострастно выдохнула Леночка.
– Вот это и называется, по меткой оговорке твоего отрока, гарантофилией! – нашёптывал Всеволод Алексеевич Сене, подбородком тыча в миловидно отфотошопленные портреты, пока местная владычица отдавала распоряжения.
– Что, простите, Всеволод Алексеевич? – соблазнительно протянула в Северного Анжела Степановна и захлопала развесистыми ресницами.
– Я, любезная Анжела Степановна, как раз говорил Семёну Петровичу о роли оговорок в воспитании подрастающего поколения.
– Поговорок? Да, мы уделяем внимание русскому фольклору. Мы стараемся давать разносторонние знания нашим воспитанникам. У нашего пансиона отличная репутация, и если у вас есть дети…
– О! У меня нет детей, – перебил даму Северный. – А если бы были, то я бы предпочёл, чтобы их воспитывала стая волков.
– Вы сторонник всего естественного? – вполне серьёзно уточнила Анжела Степановна.
– Скажем так: я не сторонник всего искусственного, – Всеволод Алексеевич улыбнулся. – И к тому же рассудите сами, Анжела Степановна, будь я сторонником всего естественного, как вы изволили выразиться, то у меня уже давно была бы куча детишек, как у нашего замечательного Семёна Петровича.
– Да… Стране нужны ваши рекорды, – печально пробормотала директриса. – Вы знаете, Всеволод Алексеевич, у меня тоже пока нет детей. Но я их очень люблю. Потому и стала педагогом. Я очень серьёзно отношусь к своему будущему ребёнку и рожать его лишь бы от кого…
В этот момент в двери вошла Леночка с подносом, и Соколов кинулся помогать девушке расставлять чайник, чашки, блюдечко с лимоном, потому как чувствовал себя немного не в своей тарелке. Из-за друга. Возможно, Анжела Степановна и не самая умная женщина на свете, но какого дьявола? Мало ли дураков на свете?
Сеня поймал взгляд своего старшего товарища. И будь он проклят, но во взгляде Северного читалось: «Да, дураков на свете много. Ничуть не меньше, чем дур. Но если ты сам умный, то какого дьявола доверять собственного сына учреждению, руководимому дурой, живущей по принципу: больше папиков – хороших и разных. Может, и попадётся какой – состоятельный и незаразный?»
– Да, так вот… – Анжела Степановна слегка раскраснелась. Как любая женщина – сто раз умница или трижды дура, – она понимала, что брякнула что-то не то. Не к месту, во всяком случае. Особенно интуитивные способности любой женщины обостряются в присутствии яркого самца. Равно как и способность действовать вопреки своей интуиции. Ей бы молча выпить чай, надув щёки, но Анжелу Степановну несло. – Так вот… Мы развиваем в наших воспитанниках всё самое лучшее. Любовь к родине, любовь к родителям, любовь к…
– Партии и правительству!
– Природе и географии! – хором рявкнули мужчины. Причём последняя реплика принадлежала Семёну Петровичу – и, судя по громкости, он явно хотел заглушить текст Северного.
– …к жизни, – вдруг неожиданно тихо пролепетала Анжела Степановна.
– Ну, извините, извините меня! – Всеволод Алексеевич поднялся с кресла и подошёл к Анжеле Степановне. – Я был непростительно язвителен. Я не имел на это никакого права. Позвольте вашу руку!
Директриса протянула руку, и Северный почтительно прикоснулся губами. Анжела Степановна разалелась, как маков цвет. Семён Петрович осуждающе покачал головой и бросил на друга испепеляющий взгляд. «Вот на это ты точно не имел никакого права!» – семафорил Сеня. Возможно, он был недоволен таковым поведением товарища из-за Алёны Дмитриевны. Или – что скорее – из-за самой Анжелы Степановны. Потому что она уже попала под обаяние господина судмедэксперта, а если это для кого-то и закончится плохо – то вовсе не для Северного, кобеля поганого!
В этот момент в двери комнаты отдыха опять просунулась Леночка.
– Анжела Степановна, шеф-повар закончил.
– Ведите его сюда! – вскочила с дивана Анжела Степановна.
Диван снова издал противный звук. Всё-таки есть что-то ужасно отвратительное в кожаной мебели. Северный понимал детишек Соколова, изрешетивших папенькино приобретение в гостиную – близнецов гарнитура комнаты отдыха этого лагеря – перочинными ножичками и прочими подручными средствами. Больше отверстий – лучше аэродинамика… Или эргономика? Лучше, короче.