Грустно было все это читать, но меня немного то обстоятельство утешало, что по крайней мере на тот момент Клавдия Петровна была еще жива. Я понимала, что в таком состоянии ее в фельдшерско-акушерском пункте оставить не могли, перевезли в больницу. А все больницы, какими бы они ни были, частными или муниципальными, обязаны информировать милицию об огнестрельных ранениях, да и обо всех прочих криминальных случаях тоже. Но ни пятнадцатого, ни шестнадцатого июля ничего подобного я в сводке не нашла, а ведь там имелись данные и по области. Вывод напрашивался только один – Клавдия Петровна скончалась… Как же я взбесилась! «Ну, погодите! – гневно подумала я. – Если вы решили, что упрятали все концы в воду, – вы крупно заблуждаетесь! Я все равно в этом деле разберусь! И начну завтра же утром – с этой деревни, Милюковки!»
Я взглянула на Кирьянова. Он укоризненно смотрел на меня и тяжело вздыхал.
– Володечка! – начала было я, желая поблагодарить его, сказать, что он – самый лучший на свете друг и все такое прочее, но продолжить он мне не дал – рявкнул во весь голос:
– Изыди, нечистая!
– Уже ухожу! – заверила я его и быстренько ретировалась.
Довольная тем, что в деле хоть какая-то ясность наконец появилась, я отправилась домой и, только подъехав к подъезду и загнав машину на стоянку, вспомнила о своем пустом холодильнике. Слова, которые я в тот момент выпалила вслух, я никогда не решусь повторить в приличном обществе, но вдруг меня осенило – у меня же есть кабачковая икра и хлеб, да еще и кофе! Это уже просто королевский ужин получается! Я открыла багажник, собираясь достать свой пакет, и увидела коробку – как сказал Ершов, с гостинцами от Маркина.
Истинный размер, в смысле – вес гостинцев, я оценила прямо на месте, потому что поднять коробку я еще могла, а вот нести ее – нет. Пришлось мне, усиленно при этом облизываясь, опустошить ее в несколько заходов. В результате на столе в моей кухне получилась настолько живописная картина, что я чуть слюной не захлебнулась. Несколько батончиков разнообразных колбас, небольшой круг сыра, литровые банки с соками, консервированными овощами всех возможных видов и тушенкой. Какой же пир духа и плоти я себе устроила! Я всего отрезала, все открыла, все попробовала и угомонилась, только почувствовав, что совсем осоловела и уже встать из-за стола не могу. «Черт с ней, с фигурой! – заторможенно подумала я. – Если учесть, сколько дней я недосыпала и недоедала, во вред мне такое обжорство пойти просто не имеет права!»
Отвалившись наконец от стола, я, прихватив с собой кофе, перебралась в комнату и решила, что нужно все-таки позвонить Штерну. Он выслушал меня довольно спокойно – я ожидала более бурной реакции – и в заключение сказал:
– Татьяна, на моей юридической фирме свет клином действительно не сошелся, в Гамбурге есть и другие, но человека, так подставившего своего клиента, ни в одну из них никогда не возьмут – уж я об этом позабочусь! И потом, мой уважаемый тесть, герр Полдорф, да и фрау Шонберг, слава богу, еще живы и здоровы, так что из-за этой истории пострадает репутация не только Хофмана, но и самого Шмидта. Что касается вас, Татьяна, то к своей искренней устной благодарности я хотел бы присовокупить и материальную. Скажите, сколько я вам должен?
«Э нет! – подумала я. – Лучше уж ты моим должником побудешь!» – и ответила:
– Иоганн, мы с вами еще довольно молоды, и впереди у нас много работы. У меня могут возникнуть интересы в Германии, а у вас – в России, тем более что у вашей фирмы, как вы недавно сказали, появились русскоязычные клиенты. Так что лучше мы будем обмениваться услугами и взаимной помощью, нежели деньгами – уж их-то мы с вами всегда заработаем. Согласны?
Штерн прекрасно меня понял и тихонько рассмеялся:
– Я никогда не сомневался в вашем уме, Татьяна, а еще – в житейской хватке, в хорошем смысле этого слова. Я согласен! И еще хочу добавить: если вы решите посетить Германию, мы с женой будем рады видеть вас в своем доме – она сохранила о встрече с вами самые приятные воспоминания.
Вымотанная почти до беспамятства и до такой же степени облопавшаяся, я, как чисто вымытый слон, довольная тем, что наконец-то забрезжил свет в конце тоннеля, рухнула спать, и сны мои были легкими, радостными и все как один – со счастливым концом.
ШЕСТОЙ ДЕНЬ
Суббота, или Новые новости, странные странности и совершенно неожиданные открытия
Несмотря на то что гад-будильник заорал в шесть часов утра, проснулась я вполне счастливой и выспавшейся. Я даже позволила себе немного поваляться, совсем чуть-чуть, не больше пятнадцати минут, но мое прекрасное настроение стало от этого еще лучше. Завтракала я с большим удовольствием, поминая Маркина самыми теплыми словами. Затем приготовила бутерброды про запас, налила в термос кофе и, разложив на столе карту, попыталась выяснить, как мне добраться до Милюковки. Конечно, мой «Ситроен» плохо приспособлен для езды по тряским проселочным дорогам, но я понадеялась, что как-нибудь доберусь. Определившись с маршрутом, я отправилась в путь.
Я благополучно выехала за пределы города и неспешно ехала себе по трассе, изредка сверяясь с картой и с большим подозрением посматривая в сторону проселочной дороги, идущей слева от меня. Перебраться на нее я, конечно, могла, но, видя все рытвины и колдобины, которые мне для этого пришлось бы преодолеть, я решила не рисковать и дождаться более удобного места. Зря я это сделала! Ох зря! Потому что когда Милюковка оказалась уже где-то совсем рядом и я начала высматривать, как бы мне до искомой дороги добраться, выяснилось, что все замеченные и презрительно отвергнутые мною ранее рытвины и колдобины являлись прямо-таки американским спидвеем по сравнению с тем, что ждало меня впереди. Жалея машину, я вышла из нее, чтобы проверить дорогу. Раскинувшаяся перед моими очами картина порадовала бы только любителя очень острых ощущений, к каковым я, несмотря на свою профессию, вовсе не отношусь. Но делать нечего – не возвращаться же!
– Господи! Да каким же местом я думала, решив купить не джип, а простую легковушку! – застонала я сквозь намертво стиснутые зубы, чтобы челюсти не стучали.
Услышав это, «Ситроен» обиделся на хозяйку и забуксовал, застряв правым задним колесом в какой-то яме. Я начала перед ним извиняться, униженно просила прощения, но он оскорбленно рычал двигателем и упорно отказывался двигаться с места. Я вновь вышла из машины, оценила удручающую ситуацию, опечалилась, огласив при этом окрестности развернутыми и весьма красочными описаниями своих умственных способностей, и открыла багажник. А что такое багажник в машине женщины? А то же самое, что и сумка: там все что угодно навалено, а нужное, как правило, на самом дне. Мне не повезло, потому что самого нужного для меня в этот момент, то есть лопаты, там не оказалось. Куда она могла деться, не знаю! Не улетела же она – но ее не было! Ничего режущего тоже не нашлось, зато болталась пара хозяйственных перчаток. Если вам кто-нибудь когда-нибудь скажет, что, чихая и задыхаясь от пыли, в туфлях на каблуках очень удобно лазить по целине и выдирать из пересохшей земли – дождей-то давно не было – высохшие стебли явно не культурных растений, чтобы подложить их под колесо, – не верьте! А еще лучше – пошлите такого извращенца по широко известному адресу! Наконец я решила, что набрала изрядную охапку. Прижав ее к себе и вымазавшись, как чушка, я направилась обратно к машине. Свалив все это добро в яму и утрамбовав его ногой, я немного почистилась – напрасный труд! – и села за руль.