— Хм, почему бы и нет? А что в эсэмэске?
— Пишут, что в данном случае ресторан, наверно, китайский. Весьма загадочно.
— Н-да. Позвони, когда узнаешь поточнее. И…
— Да?
Харри сообразил, что намеревался сказать полнейшую глупость: что Халворсен молодчага, что медицина нынче творит чудеса, что все наверняка будет хорошо.
— Ничего.
Беата положила трубку, Харри повернулся к столу с бутылочками. Раз-два — по дрова… Считалка кончилась на «Джонни Уокере». Харри крепко зажал бутылочку в одной руке, а другой открутил — вернее, свернул — крышку. Чувствуя себя Гулливером. Пленник в чужой стране, с пигмейскими бутылками. Он потянул носом знакомый сладковатый запах из узкого горлышка. Всего-навсего один глоток, но тело уже предупреждено о ядовитой атаке, приготовилось. Харри боялся первого, неизбежного рвотного позыва, но знал, что это его не остановит. По телевизору Кнут Гамсун объявил, что больше не способен сочинять.
Харри набрал воздуху, словно собираясь нырнуть, надолго и глубоко.
Зазвонил телефон.
Харри помедлил. После одного сигнала все стихло.
Но едва он взял бутылочку — новый звонок. И опять тишина.
Он смекнул, что звонят снизу, от портье.
Отставив бутылку на ночной столик, он стал ждать. И когда телефон зазвонил в третий раз, поднял трубку.
— Mister Hansen?
— Yes.
Тремя пальцами Харри сжимал бутылочку. Потом запрокинул голову и вылил содержимое в глотку. А спустя четыре секунды уже стоял над унитазом, выблевывая самолетный обед.
Портье указал на уголок отдыха возле фортепиано, где в кресле, выпрямившись, сидела маленькая седая женщина с черной шалью на плечах. Спокойные карие глаза смотрели на Харри. Он остановился у столика, на котором стоял транзисторный приемничек. Бойкие голоса комментировали спортивную передачу, наверно футбольный матч. Звуки радио смешивались со звуками фортепиано, пальцы пианиста скользили по клавишам — он наигрывал попурри из классических кинохитов.
— «Доктор Живаго», — сказала женщина, кивнув на пианиста. — Красиво, правда, мистер Хансен?
Английское произношение и интонация по-школьному правильны. Она слегка улыбнулась, словно сказала что-то забавное, и деликатным, но решительным жестом пригласила его сесть.
— Вы любите музыку? — спросил Харри.
— А разве не все ее любят? Я преподавала музыку. — Она наклонилась к приемнику, прибавила громкость.
— Боитесь, что нас подслушают?
Она снова выпрямилась.
— Что вам нужно, Хансен?
Харри повторил историю о наркодилере возле школы и о своем сыне, чувствуя, как желчь свербит в горле, а собачья свора в животе бешено лает, требуя еще. История звучала неубедительно.
— Как вы меня нашли? — спросила она.
— Один человек из Вуковара подсказал.
— Откуда вы?
Харри сглотнул. Язык сухой, распухший.
— Из Копенгагена.
Она посмотрела на него. Харри ждал. Чувствовал, как между лопатками пробежала капля пота, еще одна выступила на верхней губе. К черту все это, ему требуется лекарство. Сию минуту.
— Не верю я вашей истории, — наконец проговорила она.
— Ладно. — Харри встал. — Мне надо идти.
— Подождите! — решительно остановила его маленькая женщина и жестом велела сесть. — Это не означает, что у меня нет глаз.
Харри сел.
— Я вижу ненависть, — продолжала она. — И скорбь. И чую спиртное. Про сына я верю. — Она коротко улыбнулась. — Чего вы хотите?
Харри постарался взять себя в руки:
— Сколько это стоит? И как быстро будет исполнено?
— Смотря по обстоятельствам, но специалиста лучше, чем у нас, вам не найти. Цена — от пяти тысяч евро плюс накладные расходы.
— Отлично. На следующей неделе?
— Пожалуй… срок несколько маловат.
Женщина помедлила буквально долю секунды, но этого было достаточно. Чтобы он все понял. И она поняла, что он понял. Радиоголоса захлебывались от возбуждения, публика ревела. Явно забили гол.
— Или вы не уверены, что ваш специалист сумеет так скоро вернуться? — спросил Харри.
Она долго смотрела на него:
— Вы до сих пор служите в полиции, верно?
Харри кивнул:
— Я инспектор в Осло.
Возле глаз у нее дернулась мышца.
— Но для вас я не опасен. Хорватия вне зоны моей юрисдикции, и никто не знает, что я здесь. Ни хорватская полиция, ни мое непосредственное начальство.
— Так чего же вы хотите?
— Договориться.
— О чем? — Она нагнулась, убавила громкость радиоприемника.
— О вашем специалисте и моей мишени.
— Что вы имеете в виду?
— Обмен. Ваш специалист на Юна Карлсена. Если он перестанет преследовать Карлсена, я дам ему уйти.
Она вскинула бровь:
— У вас там масса людей против одного моего, господин Хансен. И вы боитесь?
— Мы боимся кровопролития. Ваш специалист уже убил двоих людей и порезал одного из моих коллег.
— Но… — Она осеклась. — Нет, не может быть.
— Если вы не отзовете его, будут еще трупы. И одним из них будет он сам.
Она закрыла глаза. И долго сидела так. Потом вздохнула:
— Если он убил вашего коллегу, вы будете мстить. Как же мне поверить, что вы исполните свою часть уговора?
— Меня зовут Харри Холе. — Он положил на стол свой паспорт. — Если станет известно, что я был здесь без разрешения хорватских властей, дипломатический скандал обеспечен. А я останусь без работы.
Она достала очки.
— Значит, вы готовы сами стать заложником? Похоже, вы не врете, господин… — Она надела очки, прочитала в паспорте: —…Харри Холе.
— Вот о чем я хочу с вами договориться.
— Понимаю. — Женщина кивнула. — Знаете… — Она сняла очки. — Я, возможно, соглашусь на предложенный обмен. Но что толку, если я не могу отозвать его.
— То есть?
— Я не знаю, где он.
Харри пристально смотрел на нее. Видел боль в глазах. Слышал дрожь в голосе.
— Что ж. Тогда можно поговорить о том, чем вы располагаете. Назовите мне имя человека, заказавшего убийство.
— Нет.
— Если полицейский умрет… — Харри достал из кармана фотографию, положил на стол, — ваш киллер, скорее всего, будет убит. А выглядеть все будет так, словно полицейский стрелял для самозащиты. Так-то вот. Если я этому не помешаю. Понимаете? Это тот человек?