В холодильнике было пусто, если не считать бутылки легкого пива, которая оказалась тогда в его корзине по недосмотру. Он открыл шкафчик над мойкой. С полок смотрел молчаливый строй бутылок из-под пива и виски. Все как одна пустые. В припадке внезапной ярости он ударил в самую их гущу и слышал их звяканье даже после того, как закрыл шкафчик. Он снова посмотрел на часы. Пятница. В пятницу — с девяти до шести. Стало быть, «Монополька» откроется нескоро.
Харри сел у телефона в гостиной и набрал номер Эйстена Эйкеланна.
— «Такси Осло».
— Как там на дорогах?
— Харри, ты, что ли?
— Добрый вечер, Эйстен.
— Добрый? Да я уже полчаса без дела сижу.
— Сезон отпусков.
— Знаю. Владелец такси уехал за город, в Крагерё, а мне оставил самую медленную тачку самого медлительного города Скандинавии. Черт меня дери! Как после нейтронной бомбы!
— Не думал, что ты любитель попотеть на работе.
— Приятель, я потею, как свинья! Этот скупердяй покупает машины без кондиционера. Да мне после смены приходится напиваться, чтобы восстановить уровень жидкости в организме. Но это и стоит будь здоров! Вчера я потратил на выпивку больше, чем наварил за день.
— Мне тебя искренне жаль.
— Надо было идти ломать коды.
— Хакерничать? За что тебя как раз выгнали из Норвежского банка и вкатили полгода условно?
— Да, но у меня хорошо получалось. А тут… Кстати, хозяин подумывал о том, чтобы сократить объем работы, но я вкалываю по двенадцать часов. Нам не хватает шоферов. Харри, не хочешь поработать таксистом?
— Спасибо, я над этим подумаю.
— Зачем звонишь-то?
— Мне нужно что-нибудь, чтобы уснуть.
— Сходи к врачу.
— Ходил. Он выписал мне имован. Знаешь, такое снотворное в таблетках? Не помогло. Просил что-нибудь посильнее, но он отказал.
— От тебя небось разило? Еще бы он дал тебе рогипнол, Харри!
— Он сказал, что я еще молод для тяжелого снотворного. А у тебя есть?
— Спятил? Это ж верный путь за решетку. Но есть флунипам. Почти то же самое. Одна таблетка — и валишься без задних ног.
— Хорошо. Я сейчас слегка на мели, но отдам деньги сразу, как получу зарплату. А сны тоже — того?
— А?
— Я сны видеть перестану?
На пару секунд на том конце повисла тишина.
— Знаешь, Харри, я тут сообразил, флунипам-то у меня кончился. Да и потом, опасный он. И сны видеть не перестанешь, скорей наоборот.
— Гонишь.
— Ну… Да и не нужен тебе флунипам. Просто попробуй успокоиться. Сделай перерыв.
— Перерыв? Ты и сам понимаешь, что это невозможно.
Харри услышал, как открылась дверь машины и Эйстен послал кого-то к черту. Потом заговорил снова:
— Это из-за Ракели? — Харри не ответил. — Поссорились с ней? — Харри услышал какой-то треск и подумал, что это рация. — Ау, Харри! Друг детства спрашивает, не разбилась ли твоя жизнь вдребезги, а ты молчишь?
— Разбилась, — тихо сказал Харри.
— Что случилось?
Харри перевел дыхание:
— В общем, я сам вынудил Ракель ее разбить. Я провалил одно дело, над которым долго работал. Я не выдержал. Запил и три дня пролежал пьяный в дерьмо, не слышал телефонных звонков. На четвертый она пришла сама. Позвонила, вошла. Сначала сердилась. Говорила, что я не могу вот так просто уйти, что обо мне спрашивал Мёллер. Потом погладила меня по лицу и спросила, чем может помочь.
— А ты ее выставил за дверь? Так, что ли?
— Я сказал, что у меня все хорошо. И тогда она сразу загрустила.
— Надо думать. Девчонка ж тебя любит.
— Она так и сказала. Но еще сказала, что не может во второй раз совершить ту же ошибку.
— Это какую?
— У Олега отец был алкоголиком. И все трое из-за этого страдали.
— И что ты ответил?
— Что она права. Что от таких, как я, надо держаться подальше. Тогда она улыбнулась и ушла.
— Теперь у тебя кошмары?
— Да.
Эйстен тяжело вздохнул:
— Знаешь что, Харри? Тебе уже ничего не поможет, кроме…
— Знаю, — перебил Харри. — Пули.
— Вообще-то я хотел сказать: «Тебя самого».
— И это знаю. Забудь, что я тебе звонил, Эйстен.
— Уже забыл.
Харри забрал с кухни бутылку легкого пива. Сел в кресло и недоверчиво посмотрел на этикетку.
Со вздохом слетела крышка. Он отложил на стол импровизированную открывалку. Шпатель с зеленой рукояткой и золотистым налетом штукатурки на металлической части.
Утром в пятницу, часов в шесть, солнце выглянуло из-за Экеберга, и в его лучах Главное управление полиции засверкало, как кусок хрусталя. Охранник на входе читал газету и зевал во весь рот. Когда на пороге появилась первая ласточка рабочего дня, он отложил «Афтенпостен».
— Пишут, будет еще жарче, — провозгласил охранник так, будто радовался, что наконец-то может переброситься с кем-то словечком.
Высокий светловолосый мужчина посмотрел на него усталыми голубыми глазами, но ничего не сказал в ответ.
Охранник заметил, что, хотя оба лифта стояли на первом этаже, вошедший направился вверх по лестнице, и снова уткнулся в «Афтенпостен», где писали о том, что женщина, пропавшая в среду среди бела дня, до сих пор не объявилась. Журналист, Рогер Йендем, цитировал Бьярне Мёллера, который сообщил, что под автомобилем рядом с домом, где жила пропавшая, найдена ее туфля и это подтверждает подозрение о том, что совершено преступление, но с уверенностью об этом говорить пока рано.
По дороге к полке корреспонденции Харри полистал газеты, потом взял два последних доклада о поисках Лисбет Барли. На автоответчике было пять сообщений, почти все от Вилли Барли. И весьма однообразные. Барли требовал бросить на поиски больше народу, говорил о ясновидящих и собирался объявить в газете о крупном вознаграждении тому, кто поможет найти Лисбет.
А в последнем сообщении кто-то просто дышал в трубку.
Харри перемотал запись и прослушал ее снова, потом еще раз.
Нельзя было различить, мужчина это или женщина. Тем более — Ракель это или нет. На экране значилось: «22:10 — НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЕН». Так обычно обозначался телефон Ракели, когда она звонила с Холменколлвейен. Но если она звонила, то почему не на мобильный?
Харри перечитал отчеты. Ничего. Перечитал внимательнее. Ничего. Он глубоко вздохнул и взялся за отчеты в третий раз.
Закончив, он взглянул на часы и отправился за новой порцией корреспонденции. Взял отчет одного из осведомителей, переложил на правильную полку коричневый пакет для Бьярне Мёллера и вернулся в кабинет.