— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Фёуке. — Я был солдатом, которому дали приказ: ликвидировать. Не будь у меня этого приказа, я бы не стал этого делать. Но я знал: они были среди тех, кто предал нас. — Фёуке посмотрел на Харри. Кружка в его руках больше не дрожала. — Вы думаете, зачем я убил их всех, если приказано было убить одного, — продолжал он. — Беда в том, что не уточнялось, кого именно. Они предоставили мне право судить, кто заслужил жизнь, а кто — смерть. А для меня это было слишком тяжело. Поэтому я убил всех. У нас на фронте был парень, которого мы прозвали Красношейкой. Как птицу. Так вот, этот парень говорил мне, что штыком убивать гуманнее всего. Сонная артерия идет от сердца прямо к мозгу, и если перерезать ее, мозг перестанет получать кислород и жертва погибнет мгновенно. Сердце ударит еще три — может, четыре раза, и остановится. Беда в том, что это сложно. Гюдбранн, по прозвищу Красношейка, был мастер глотки резать, а я возился с матерью двадцать минут, а смог лишь несколько раз пырнуть ее. Под конец я ее застрелил.
У Харри пересохло во рту.
— Ясно, — сказал он.
Это бессмысленное слово повисло в воздухе. Харри отодвинул кружку в центр стола и достал из куртки блокнот.
— Может, мы поговорим о тех, с кем вы были в Зеннхайме?
Синдре Фёуке резко встал.
— Простите, Холе. Я вовсе не хотел показаться вам бесчувственным и жестоким. Дайте мне объяснить вам, прежде чем мы пойдем дальше: я не изверг, просто у меня такое отношение к этим вещам. Не нужно было вам этого рассказывать, а я это сделал. Потому что не мог не рассказать. И именно поэтому я начал писать эту книгу. Мне постоянно приходится вспоминать об этом, когда речь прямо или косвенно заходит о войне. Чтобы быть уверенным, что я не боюсь этой памяти. Стоит мне испугаться, страх больше не отпустит меня. Не знаю почему, но это так. Психолог объяснит вам лучше. — Он вздохнул. — Но сейчас, как я и сказал, давайте поговорим о деле. У вас, наверное, будет много вопросов. Еще кофе?
— Нет, спасибо, — ответил Харри.
Фёуке снова сел. Подпер подбородок кулаком.
— Значит, так. Зеннхайм. Прочное норвежское ядро. Всего пять человек, считая меня. И один, Даниель Гюдесон, погиб той же ночью, что я убежал. Остаются четверо. Эдвард Мускен, Халлгрим Дале, Гюдбранн Юхансен и я. После войны я видел только Эдварда Мускена, нашего командира. Это было летом сорок пятого. Ему дали три года за измену родине. Что стало с остальными, выжили они или нет, я не знаю. Но давайте я расскажу вам, что мне о них известно.
Харри открыл блокнот на чистой странице.
Эпизод 42
СБП, 3 марта 2000 года
Г-ю-д-б-р-а-н-н Ю-х-а-н-с-е-н, отстучал Харри на клавиатуре. Обычный паренек. По словам Фёуке, добрый, немного сентиментальный, смотрел на Даниеля Гюдесона, — того самого, которого убили во время дежурства, — как на пример для подражания, что-то вроде старшего брата. Харри нажал клавишу «ENTER», и программа начала поиск.
Он уставился в стену. На стену. На маленькую фотографию Сестрёныша. Она корчила рожицу, она всегда так делала, когда ее фотографировали. Старая-старая карточка, с летних каникул. На белой футболке — тень фотографа. Мама.
Компьютер пискнул, давая понять, что поиск окончен, Харри снова уставился в экран.
По данным переписи есть два человека по имени Гюдбранн Юхансен, но, судя по датам рождения, им обоим нет и шестидесяти. Синдре Фёуке диктовал имена по буквам, так что навряд ли ошибка была в написании имени. Это означало, что он сменил фамилию. Или живет за границей. Или умер.
Харри набрал другое имя. Командир из Мьёндаля. Отец маленького сынишки. Э-д-в-а-р-д М-у-с-к-е-н. От него отреклись родные, потому что он пошел воевать за Гитлера. Двойной щелчок на слове «Поиск».
Внезапно в комнате загорелся верхний свет. Харри обернулся.
— Надо включать свет, когда ты работаешь так поздно. — В дверях, держа руку на выключателе, стоял Курт Мейрик. Он прошел в комнату и сел на край стола. — Что ты там разведал?
— Человеку, которого мы ищем, глубоко за семьдесят. И он скорее всего воевал во Вторую мировую.
— Я про тех неонацистов и семнадцатое мая.
— А-а. (Компьютер снова пикнул.) У меня пока не было времени всерьез заняться этим, Мейрик.
В базе данных оказалось два Эдварда Мускена: один родился в 1942-м, другой — в 1921-м.
— В субботу у нас тут намечается вечеринка, — сказал Мейрик.
— Я уже видел приглашение. — Харри два раза щелкнул по цифре 1921, появился адрес старшего Мускена. Тот проживал в Драммене.
— Начальник отдела кадров сказал, что ты пока никак не отреагировал. Я только хочу убедиться, что ты придешь.
— Зачем же так?
Харри скопировал номер свидетельства о рождении Эдварда Мускена и открыл список уголовных дел.
— Нужно, чтобы сотрудники знали друг друга, в каком бы отделе ни работали. А я еще ни разу не видал тебя в столовой.
— Мне хорошо и в кабинете.
Поиск не дал результатов. Харри переключился на базу данных всех, кто так или иначе имел дело с полицией. Не обязательно наказанных, но также, например, и тех, на кого заводилось уголовное дело, поступали жалобы, у кого были приводы в участок.
— Хорошо, что ты так увлеченно работаешь, Харри, но незачем себя здесь замуровывать. Так ты придешь в субботу?
«ENTER».
— Посмотрим. Я уже договорился на этот день, причем очень давно, — соврал Харри.
Опять без результатов. Раз уж Харри все равно зашел в эту программу, он набрал имя третьего солдата, которого назвал Фёуке. Х-а-л-л-г-р-и-м Д-а-л-е. Фёуке говорил про него, что он оппортунист. Надеялся, что Гитлер победит и вознаградит тех, кто выбрал верный путь. Пожалел о своем выборе уже в Зеннхайме, но поворачивать было поздно. Когда Фёуке назвал это имя, Харри оно показалось знакомым. Теперь у него снова появилось это чувство.
— Тогда я скажу иначе, — продолжал Мейрик. — Я приказываю тебе прийти.
Харри посмотрел на него. Мейрик улыбнулся.
— Шутка, — сказал он. — Просто было бы очень приятно видеть тебя. Ну, будь здоров, пока!
— Пока, — буркнул Харри и снова отвернулся к экрану. Один Халлгрим Дале. Год рождения: 1922. «ENTER».
На экране появился текст. Одна страница. Далее. Еще одна страница. Далее. И еще одна страница.
Не у всех них после войны жизнь сложилась хорошо, подумал Харри. Халлгрим Дале, место жительства: Швейгордсгате, Осло. Он был из тех, кого газеты любят называть «хорошо известными полиции». Харри пробежал глазами по списку. Бродяжничество, пьянство, скандалы, мелкое воровство, драки. Много разного, но ничего по-настоящему серьезного. Что действительно достойно уважения, так это то, что человек еще не умер, думал Харри, читая, что в последний раз Дале доставляли в вытрезвитель в августе. Харри нашел телефонный справочник Осло, отыскал в нем номер Дале и набрал его. Пока в трубке слышались гудки, он продолжал поиск в базе данных последней переписи и нашел второго Эдварда Мускена, который родился в 1942-м. Он тоже жил в Драммене. Харри скопировал номер его свидетельства о рождении и переключился на список уголовных дел.