Красношейка - читать онлайн книгу. Автор: Ю Несбе cтр.№ 15

— So, — сказал капитан. — Er ist hinüber zu den Russen geflohen?

— Ja, — повторил Гюдбранн.

— Warum?

— Das weiss ich nicht. [10]

Капитан посмотрел в небо, цыкнул зубами и топнул ногой. Потом кивнул Эдварду и, буркнув что-то роттенфюреру, немецкому ефрейтору, бывшему при нем, попрощался. Снег захрустел у них под ногами.

— Вот так вот, — сказал Эдвард. Он по-прежнему смотрел на Гюдбранна.

— Да-а, — протянул Гюдбранн.

— Расследовать тут особо нечего.

— Да уж.

— Но кто бы мог подумать! — Его открытый глаз продолжал пристально и неподвижно смотреть на Гюдбранна.

— Тут постоянно дезертируют, — сказал Гюдбранн. — Если бы они расследовали каждый случай…

— Я говорю, кто бы мог подумать такое о Синдре! О том, что он выкинет что-нибудь подобное.

— Нет, но ты же видишь, — сказал Гюдбранн.

— Да, не слишком замысловато. Вот так встал и убежал.

— Конечно.

— Потом, с пулеметом промашка вышла. — Голос Эдварда был полон холодной насмешки.

— Да.

— И ты даже не смог докричаться до голландцев.

— Я кричал, но было уже слишком поздно. Было темно.

— Была луна, — сказал Эдвард.

Они посмотрели друг на друга.

— Знаешь, что я думаю? — спросил Эдвард.

— Нет.

— Нет, знаешь, по тебе же видать. За что, Гюдбранн?

— Я не убивал его, — взгляд Гюдбранна был прикован к огромному глазу Эдварда. — Я пытался отговорить его. Но он даже слушать меня не стал. Просто убежал. Что я мог поделать?

Они стояли, наклонившись друг к другу, тяжело дыша, и пар от их дыхания тут же уносил ветер.

— Я помню, когда в последний раз ты так выглядел, Гюдбранн. Той ночью, когда ты убил того русского у нас в блиндаже.

Гюдбранн пожал плечами. Эдвард положил ему на плечо руку в обледеневшей рукавице:

— Послушай. Синдре не был хорошим солдатом. Пожалуй, даже хорошим человеком. Но мы-то приличные люди, нам надо пытаться при всем при этом соблюдать какие-то нормы и ценности, понимаешь?

— Теперь мне можно идти?

Эдвард посмотрел на Гюдбранна. Слухи о том, что Гитлер одерживает победу далеко не на всех направлениях, стали доходить и сюда. Соответственно, увеличилось и число норвежских добровольцев, и на смену Даниелю и Синдре пришли двое мальчишек из Тюнсета. Все время новые, молодые лица. Кто-то запоминался, кого-то быстро забывали, когда он погибал. Даниеля Эдвард запомнит, он знал это наверняка. Точно так же, как и то, что очень скоро лицо Синдре сотрется из его памяти. Сотрется… Через несколько дней Эдварду-младшему исполнится два годика… Эту мысль он не стал додумывать.

— Да, ступай, — ответил он. — И береги голову.

— Конечно, — сказал Гюдбранн. — Даже спину согну.

— Помнишь, как говорил Даниель? — спросил Эдвард со странной улыбкой. — Если мы будем тут ходить согнувшись, то вернемся в Норвегию горбатыми.

Вдали раздался трескучий хохот пулемета.

Гюдбранн внезапно проснулся. В темноте он несколько раз сморгнул, но увидел лишь очертания досок кровати над собой. Пахло сырым деревом и землей. Он что, опять кричал во сне? Другие парни говорили, что больше не просыпаются от его криков. Он лежал, чувствуя, как постепенно успокаивается пульс. Он почесал бок: вши, наверное, никогда не спят!

Его разбудил тот же самый сон: он и сейчас еще чувствовал лапы на груди, видел в темноте желтые глаза, белые зубы хищника, с которых стекали кровь и слюна. И слышал, как кто-то тяжело дышит, будто перепуганный насмерть. Кто — он или зверь? Такой уж был этот сон: он спал, каждый раз просыпался и не мог пошевелиться. Зверь уже готовился перегрызть ему глотку, когда треск пулемета снаружи разбудил его, и он успел лишь увидеть, как зверь поднялся с одеяла и отпрыгнул к земляной стене блиндажа, но пули разорвали его в клочья. И он осел на пол, превратившись в кровавую, бесформенную, меховую массу. Хорек. А в дверной проем вошел человек: он шагнул из темноты в тонкую полоску лунного света, настолько тонкую, что она освещала лишь половину его лица. Но нынешней ночью в этом сне что-то изменилось. Дуло винтовки, как всегда, дымилось, человек, как обычно, улыбался, но посреди лба у него зияла огромная, черная воронка. Так что когда он поворачивался к Гюдбранну, сквозь дырку в голове виднелась луна.

Едва Гюдбранн почувствовал, что из открытой двери тянет холодом, он повернул голову и оцепенел, увидев у входа черный силуэт. Неужели он все еще спит? Силуэт шагнул внутрь, но было слишком темно, и Гюдбранн не мог разглядеть, кто это.

Вдруг фигура остановилась.

— Ты не спишь, Гюдбранн? — голос был громкий и отчетливый. Говорил Эдвард Мускен. С соседних коек послышалось недовольное бормотание. Эдвард подошел вплотную к постели Гюдбранна. — Поднимайся, — сказал он.

Гюдбранн вздохнул:

— У тебя там ошибка в графике. Я только отдежурил. Сейчас должен Дале…

— Его вернули.

— Чего?

— Дале только что пришел и разбудил меня. Даниеля вернули.

— Что ты такое говоришь?

Гюдбранн видел в темноте только белесое дыхание Эдварда. Он свесил ноги с кровати и достал сапоги из-под одеяла. Он обычно клал их туда, когда спал, чтобы мокрые подошвы не обледенели. Надев куртку, которой укрывался поверх тонкого шерстяного одеяла, он встал и вышел вслед за Эдвардом. Звезды подмигивали им с высоты, но на востоке ночное небо начинало светлеть. Если не считать доносившихся откуда-то всхлипываний, вокруг было очень тихо.

— Голландские новобранцы, — объяснил Эдвард. — Только вчера прибыли, а сейчас вернулись со своей первой вылазки на ничейную полосу.

Дале стоял посреди окопа в какой-то странной позе: голова — набок, руки — растопырены. Шарф он повязал под подбородком, а исхудалое лицо и полуприкрытые, запавшие глаза делали его похожим на бездомного бродягу.

— Дале! — крикнул Эдвард. Тот очнулся. — Покажи-ка нам.

Дале шел впереди. Гюдбранн почувствовал, что сердце застучало быстрее. Мороз кусал щеки, но не мог заморозить то горячее, какое-то нереальное ощущение, оставшееся от сна. Траншея была настолько узкой, что приходилось идти друг за другом, и он чувствовал на своей спине взгляд Эдварда.

— Тут, — показал Дале.

Ветер хрипло завывал под шлемом. На ящиках с боеприпасами лежал мертвец. Руки и ноги торчали в разные стороны. Снег, который намело в окоп, белым одеялом лежал на униформе. Вокруг головы был повязан мешок.