Харри подумывал, не рвануть ли ему к входной двери, но что-то подсказывало, что неизвестный только того и ждет. В тот момент, когда он откроет дверь, его силуэт послужит хорошей мишенью, прямо как в тире в Осло, в районе Экерн. Вот черт! Этот мужик наверняка сидит сейчас на полу и не спускает глаз с двери.
Если бы только он мог подать сигнал Сунтхорну! И в этот самый миг Харри вдруг вспомнил, что у него на шее болтается ночной бинокль. Он поднес его к глазам, но не увидел ничего, кроме зеленой каши, будто бинокль соплями измазали. Он покрутил установку дальности. Все по-прежнему выглядело расплывчато, однако он смог различить контуры человека, стоящего у стены по ту сторону стола. Рука его была поднята вверх, пистолет направлен в потолок. Край стола отделяли от стены какие-то два метра.
Харри рванулся вперед, схватил столешницу двумя руками и двинул ее перед собой наподобие тарана. Он услышал стон, потом на пол со стуком упал пистолет. Тогда Харри перескочил через стол, нащупал что-то похожее на голову и зажал локтем шею.
— Полиция! — крикнул он, а схваченный замер на месте, когда Харри приставил холодную сталь ножниц к его лицу. Некоторое время они так и сидели, вцепившись друг в друга, — два незнакомых человека в темной квартире, тяжело дыша, словно после марафона.
— Холе, это вы? — простонал наконец второй.
Тут до Харри дошло, что он в спешке закричал по-норвежски.
— Было бы лучше, если бы вы отпустили меня. Я Ивар Лёкен и ничего такого делать не собираюсь.
Глава 34
Лёкен зажег стеариновые свечи, а Харри тем временем разглядывал его оружие, «Глок-31». Он вытащил магазин и сунул его в карман. Никогда раньше он не держал в руках такого тяжеленного пистолета.
— Он у меня со времен службы в Корее, — сказал Лёкен.
— Вот как, Корея. А что вы там делали?
Лёкен убрал спички в ящик и сел за стол напротив Харри.
— Норвегия развернула там полевой госпиталь под эгидой ООН, а я тогда был совсем молодым младшим лейтенантом и любил риск. После заключения мира в 1953 году я остался на службе в ООН, в только что созданном комиссариате по делам беженцев. Они толпами валили через границу из Северной Кореи, обстановка была критическая. Мне приходилось спать с этой штуковиной под подушкой. — И он указал на пистолет.
— Ладно. А чем вы занимались потом?
— Был в Бангладеш и Вьетнаме. Голод, война, беженцы. После всего увиденного жизнь в Норвегии любому покажется невыносимо банальной. Я выдержал дома не больше двух лет и снова захотел уехать. Сами знаете.
Но Харри не знал. И не знал, как ему относиться к этому худощавому мужчине, который сидел перед ним. Тот был похож на старого хёвдинга, вожака викингов, — с орлиным носом, глубоко посаженными, выразительными глазами. Седые волосы, загорелое в морщинах лицо. Вылитый Эрик Бю,
[32]
подумал Харри. К тому же держался он в этой ситуации совершенно спокойно, что настораживало Харри еще больше.
— Почему вы вернулись? И как вам удалось пройти незамеченным мимо моего коллеги?
Седой норвежец хищно ухмыльнулся, и в неровном свете свечи блеснул золотой зуб.
— Машина, на которой вы приехали, резко выделяется на фоне остальных, более привычных в этом районе: здесь ведь попадаются лишь туктуки, такси да старые развалюхи. Я разглядел в машине двух человек, бросилась в глаза их выправка. Тогда я зашел за угол и сел в кафе, откуда мне было видно вас обоих. Потом в салоне зажегся свет, и вы оба вышли. Я вычислил, что один из вас явно останется караулить в машине, пока другой не вернется. Тогда я вышел из кафе, взял такси и въехал прямо в гараж, а оттуда поднялся на лифте в свою квартиру. Ловко вам удался фокус с коротким замыканием…
— Только вот обычные люди не обращают внимания на припаркованные на улице машины. Если, конечно, они этому не обучены или не ждут засады.
— Хорошо. Тонье Виг вряд ли удастся получить «Оскар».
— Так чем же вы здесь действительно занимаетесь?
Лёкен показал на фотографии и фотоаппаратуру, разбросанную по полу.
— Вы зарабатываете себе на жизнь… вот этим? — спросил Харри.
— Именно.
Харри почувствовал, как учащенно забилось сердце.
— А вам известно, сколько лет вам придется отсидеть в этой стране за подобные вещи? Думаю, я смогу устроить вам тюрьму лет на десять.
Лёкен ответил коротким, сухим смешком.
— Вы что, считаете меня дураком, инспектор? Вам не надо было бы вламываться в мой дом, будь у вас на руках ордер на обыск. А если бы меня можно было арестовать за то, что найдено у меня в квартире, то вы с вашим коллегой все равно не сумели бы этого сделать. Ни один судья не признал бы доказательств, полученных таким способом: это не просто не по правилам, это откровенное беззаконие. И возможно, вам самому придется здесь задержаться, Холе.
Харри двинул ему пистолетом. Как будто кран открылся: из носа Лёкена хлынула кровь.
Но Лёкен не шелохнулся, только смотрел, как кровь окрашивает цветную рубашку и белые брюки.
— Натуральный тайский шелк, — произнес наконец он. — И стоит недешево.
От удара он несколько поостыл, зато Харри чувствовал, как в душе закипает злость.
— Ничего, найдешь деньги, чертов педераст. Тебе ведь хорошо платят за это дерьмо. — И Харри поддал ногой валявшиеся на полу фотографии.
— Не знаю, — ответил Лёкен, прижав белый платок к разбитому носу. — Я получаю от норвежского государства зарплату согласно тарифной сетке. Плюс надбавку за работу за рубежом.
— О чем это ты?
В ответ снова сверкнул золотой зуб. Харри вдруг заметил, что сжимает пистолет с такой силой, что ломит руку. Хорошо, еще он вынул из него магазин.
— Вы не знаете кое-каких вещей, Холе. Наверное, вам следовало бы узнать о них раньше, но ваш начальник посчитал, что это не обязательно, коль скоро они не имеют отношения к расследованию убийства. Но раз уж я разоблачен, то вас можно проинформировать и об остальном. Начальник полиции и Дагфинн Торхус сообщили мне о фотографиях, найденных вами в кейсе Мольнеса, и вы, конечно, уже поняли, что это были мои снимки. То, что вы видите в моей квартире, — это звено в цепи расследования дела о педофилии, которое по многим причинам пока засекречено. Я полгода следил за этим человеком. Фотографии служат доказательством его преступления.
Харри и без раздумий было ясно: Лёкен говорит правду. Все встало на свои места, словно в глубине души он знал об этом с самого начала. Ореол таинственности вокруг работы Лёкена, фотоаппаратура, ночной бинокль, странные поездки во Вьетнам и Лаос, — все именно так и есть. А окровавленный человек напротив него больше уже не казался врагом, он был коллегой, союзником, которому он чуть не сломал нос.