Я пишу эти строки в замке Гневин.
Камера моя не идет ни в какое сравнение с той, в которой я был заточен прежде. Быть может, Рудольф решил проявить милость, а может, начальник тюрьмы, но только в этой комнате есть окно, а перед ним небольшой стол, за которым я могу писать. Кровать узникам не полагается – вместо нее вдоль стены висит прочная сетка, накрытая одеялом. Я многое бы отдал за то, чтобы поспать на настоящей дубовой кровати, застеленной мягким чистым бельем!
По утрам на узкий подоконник садятся голуби, хлопая крыльями, и звук этот тревожит меня. Но прогнать глупых тварей я не могу – мешает решетка, а потому я обречен слушать их.
По моей просьбе мне выдали бумагу и чернила, и я постепенно начал записывать все, что случилось со мной. Я делаю это не для того, чтобы кто-то прочел мои воспоминания, – нет, я знаю, что этого не случится, – но лишь затем, чтобы занять время. Хоть заключенные и работают каждый день, обеспечивая замок водой, времени у нас остается предостаточно.
Мне известно, что Джон Ди вернулся в Англию. Он ни разу не навестил меня в моем заключении. Думаю, я никогда больше не увижу его – равно как и женщину, называющую себя Молли Сайрус. Как ее звали на самом деле? У меня было достаточно времени, чтобы вспомнить это. Имя ее – Элизабет, Элизабет Кроуфорд. Но для меня она навсегда останется Молли.
Восстанавливая события давних лет, я без конца задаю себе вопросы без ответов. Где они встретились, эти двое – священник, не сумевший защитить от меня своих прихожан, и опозоренная девчонка, не сумевшая защитить от меня свою семью? Как они узнали друг друга, по каким приметам? Или же случайный разговор стал началом их связи? Я не могу наверняка знать этого, хотя и желал бы…
Встречалась ли Молли с Джоном, или его собственная ревность заставила старого алхимика солгать Рудольфу и тем самым подтолкнуть меня к гибели? Полагаю, что второе. Вряд ли она раскрыла бы Джону Ди свое истинное лицо. Его никто не видел, кроме ее союзника, напялившего на себя маску лицедея и виртуозно обманувшего меня. Видно, я здорово тогда проредил его паству, раз он столько лет ждал возможности поквитаться.
И дождался. Император отвернулся от Эдварда Келли, а друзей, способных заступиться за меня перед Рудольфом, никогда не существовало. Мне не выбраться из Гневина, и похоронят меня неподалеку от крепости, так что и в смерти я буду рядом со своей тюрьмой.
Изредка ко мне приходит сон, всегда один и тот же. Сперва мне снится, что я еду в повозке по аллее, а за мной бежит худая девчонка, громко крича на бегу. Я выхватываю у возницы кнут и стегаю ее, чувствуя несказанное удовольствие от вида кровавой полосы, рассекающей ее смазливую мордашку. После отворачиваюсь, и повозка уносит меня прочь, к морю, синеющему вдали.
В следующий миг моего сна я оказываюсь на морском берегу, уже один. Нет ни повозки, ни кучера, ни лошадей. Во сне я бреду по берегу, покрытому не песком, а россыпью золота, и вижу вдалеке, на холме, поместье – то самое, откуда я когда-то изгнал старого лорда с его семьей. Неторопливо я приближаюсь к нему, предвкушая, как войду внутрь полновластным хозяином.
Но стоит мне подняться по обветшалой лестнице, как дверь открывается, и навстречу мне выходит Молли Сайрус – взрослая, удивительно красивая. Лицо у нее загорелое и обветренное, а за пышную юбку держится крошечный босой ребенок с темными глазами, блестящими, как виноградины.
– Здесь тебе нет места, – спокойно говорит она, и меня внезапно охватывает страх.
Я отступаю на шаг, спотыкаюсь, скатываюсь вниз по лестнице, бегу прочь по берегу, и ноги мои вязнут в золотом песке, который я и не думаю брать с собой. Откуда-то я знаю, что Молли смотрит мне вслед и волосы ее рвет и треплет ветер. Я спотыкаюсь, падаю в песок лицом вниз и начинаю задыхаться, не в силах подняться и стряхнуть налипшее золото, забивающееся в уши, ноздри, рот…
Просыпаюсь я в поту и в первый миг не могу понять, где нахожусь. Морской берег с домом на холме некоторое время удерживают меня возле границы сновидения. Но затем я постепенно прихожу в себя, отгоняя кошмары, и Молли исчезает – до следующего раза.
Я не знаю, чем объяснить мою уверенность, но меня не оставляет мысль, что так оно все и есть. Молли Сайрус выкупила свое поместье на деньги, что были в мешке, принесенном мной старику Якобу, и теперь живет в нем счастливо вместе со своим мужем. Их младшее дитя похоже на мать, и она баюкает его перед сном, рассказывая ему сказки про колдунов, что умеют добывать золото из песка с помощью заклинаний и удивительных составов. Иногда она упоминает имя Эдварда Келли, и тогда ночью мне снится сон, в котором я иду по морскому берегу. Но это случается редко, и чем старше становится ребенок, тем реже рассказывает она ему эту сказку.
Скоро они и вовсе забудут обо мне. Я и желаю этого, и одновременно ненавижу их за то, что они посмеют вычеркнуть Эдварда Келли из своей жизни. Ведь, с какой стороны ни взгляни, я немало сделал для того, чтобы их судьбы сложились именно так!
Я начинаю смеяться – и сразу захожусь в кашле. Скоро, скоро он сведет меня в могилу. И я догадываюсь, какое видение промелькнет напоследок перед моим предсмертным взором!
Это будет книга. Тонкая, не толще дюйма, и очень легкая. Рисунки в ней сделаны неумелой рукой, а слова записаны шифром, разгадать который не удалось лучшим ученым императора Рудольфа.
Молли Сайрус и под пытками не признается в том, что же сокрыто в рукописи, – уж я-то ее знаю! Всего два человека хранят тайну, и наступит день, когда они оба покинут этот мир, унося с собой разгадку манускрипта. Истлеют кости, прах смешается с землей, но останется манускрипт – молчаливый свидетель этой истории.
Я предвижу, что когда-нибудь найдется такой счастливец, которому окажется под силу расшифровать его. Это случится не скоро, и пропасть времени, разделяющую нас, не охватить даже мысленным взором. Манускрипт раскроется перед ним, выдавая все свои тайны до единой, но что будет прочитано – покрыто мраком.
Одно я знаю точно.
Эта книга изменит его судьбу.