"Сивый мерин" - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мягков cтр.№ 9

Юра выбежал из комнаты, заперся в детской и прорыдал всю ночь.

Он так и не успел простить родителей, потому что через два дня их убили.

Все эти воспоминания пролетели перед глазами начальника оперативного отдела МУРа полковника Юрия Николаевича Скоробогатова за время, пока недовольная спина Севы Мерина скрывалась за дверью его кабинета.

_____

Московский люд, радуясь первым по-настоящему жарким весенним дням, дружно, как по команде, сбросил надоевшую за бесконечную зиму верхнюю одежду, заполонил скверы, бульвары, сады и садики, оккупировал не до конца ещё высохшие скамейки, и подставил майским солнечным лучам свои измазанные мелом зимние лица. Казалось, это не столица одной из некогда великих держав мира, а модный курорт и стоит только завернуть за угол любого дома, как взору откроется бесконечное, уходящее в никуда море.

Какое-то время Дмитрия Кораблёва не существовало.

Глубокий обморок спеленал тело и лишь сознание, утомлённое бездействием, освободившись от пут, порхало где-то рядом, наслаждаясь свободой.

Реальным было одно: распростёртая на полу Женька с раскинутыми руками, её неестественно белое лицо, искривлённые, с пеной в уголках рта губы. И глаза, распахнутые в недоумении.

Он провёл ладонью с плотно сжатыми пальцами вдоль её лица, сверху вниз, ото лба к носу — веки сомкнулись, глаза отгородились от него частоколом ресниц. «Кто-то нежный, смежив вежды, навсегда и никогда…» Чьи это стихи? Чьи?! От этого зависела её жизнь.

Он стал проводить ладонью в обратном направлении, снизу вверх, отчаянно, бешено, так что не видно стало движения, а сама рука исчезла, смешалась с пространством, разделяющим их лица, приник к замкнутым в недоговорённой фразе — «не… ве, не… ве» — губам и вдруг увидел — нет, ощутил — дрогнули ресницы, защекотали залитое слезами лицо его, застучали, настойчиво требуя первого вздоха и крика.

Женька улыбнулась.

— Принимай, дурачок, я родила двойню. Первый Веркин, мы его убьём. А второй мой. Смотри — правда, красавица?

Потом асфальт, забрызганные солнцем лужи, дома, скамейки, люди — всё неожиданно качнулось из стороны в сторону, замерло на мгновение и стало наплывать на него гигантским вертикальным планшетом. Он отступил на шаг, руки его замысловатой лезгинкой поискали опору и не найдя ничего подходящего упёрлись в эту приблизившуюся вплотную стену. Удар был сильным, так что даже Женька перестала улыбаться и сказала:

— Упал, что ли? Так и убиться можно.

Прошёл год. Или больше.

За это время он простился с родителями — мама ушла через несколько минут после того, как «скорая» увезла тело отца — их хоронили вместе в одной широченной могиле, два дощатых гроба рядом, как близнецы. Грустно не было, даже наоборот — он никак не мог заставить себя заплакать — тридцать семь лет вместе, душа в душу, как говорили родные, и вот опять вместе — пошли, полетели дальше.

Хорошо.

Только на следующий день, уже после поминок, он стал задыхаться, перестал реагировать на свет, боль, горячую воду и через неделю умер.

Если бы не Женька…

— Чудо! — сказали врачи.

За это время он женился — молоденькая работница ЗАГСа, почти девочка, когда дело дошло до неизбежной в таких случаях фразы: «Поздравляю молодожёнов — теперь вы стали мужем и женой», от волнения никак не могла выговорить слово «поздравляю». Было всё: и «подразвляю», и «пораздляю», и даже «поразводляю». Тогда, красная от смущения, она решила поменять тактику: она начала с конца. Она сказала: «Теперь вы стали мужем и женой. Молодожёнов, — она выдержала паузу и по слогам четко произнесла, — по-зад-рав-ляю». Махнула рукой и выбежала из зала.

За это время он побывал на вечере выпускников в школе — пятнадцать лет — срок нешуточный. Шёл туда с тяжёлым сердцем. Сама идея подобных встреч, как говорила преподававшая труд бывшая графиня Магдалина Мартыновна Татевосова, «оставляла желать много хорошего»: девчонки стареют, выветриваются, выходят в тираж — что хорошего? а сильный пол на подобных сборищах выступает в двух ипостасях — кичится успехами или плачется в жилетку на неудавшуюся жизнь. Ни то, ни другое его не прельщало. Однако вечер прошёл на удивление весело. Много смеялись, танцевали медленные танцы, вспоминая школьные увлечения, не таясь целовались по углам, пили дорогие напитки… Женька уехала рано — вызвали к больному отцу. Для него же мероприятие закончилось в постели Верки Нестеровой. Та всю ночь плакала, шептала слова любви, искусно вдохновляла на мужские подвиги. Ему было легко, уютно, победно. Кажется, в ту ночь она и забеременела.

За это время он очень многое успел сделать…

Потом только услышал: «Сядь, старик, что-то ты совсем плохой».

Чьи-то сильные руки кольцом обхватили его грудь, и он, как часто случалось во сне, полетел, зашлёпал ладошками, подгребая под себя воздух. Незнакомый насмешливый голос гуднул возле самого уха: «Ну-ка, бабуля, подвинься. Расселась. Тебе давно к дедушке пора, заждался небось».

Потревоженная бабуля, очевидно, подвинулась, так как недовольным дребезжащим тенорком поинтересовалась: «Пьяный, что ли?».

— Не факт. Может, курнул лишнего. Не твоего ума. Сиди тихо.

Его посадили на что-то твёрдое, прислонили к стене, прошив тело горячими ржавыми прутьями. И опять тот же голос посоветовал:

— Оклемайся малость, потом дальше пойдёшь. А то и не дойти можно.

Хотелось поблагодарить, но разлитая по губам боль перехватила гортань, забила рот языком, получилось только: па-и-бо. Подняться тоже не получилось — не было ног. Тогда, чтобы выразить протест, он открыл глаза и понял — случилось чудо: солнце исчезло. Не зашло, не спряталось за тучку, а натурально растворилось, пропало, прихватив с собой яркий майский день. Невесть откуда возникшие отблески сознания поместили его в сумеречный, сырой, абсолютно безлюдный и потому казавшийся нереальным переулок. Металлическая изгородь подпирала висок, выложенная булыжником, пахнущая гнилой резиной мостовая холодила колени.

Вставать не хотелось, будильник ещё не звенел. Женька гремела на кухне посудой — значит сейчас будет горячий кофе и гренки с сыром. Кто-то тряс его за плечи, пытаясь оторвать от раскалённой подушки. Хотелось крикнуть: «Оставьте меня, мне больно, меня жена разбудит, она пришла специально сегодня, чтобы меня разбудить». Но этот «кто-то» приставил к щеке раскалённый утюг и спросил:

— Что с вами? Вам плохо? Вставайте. Вам помочь?

Реальность проявлялась в образе постепенно обретающей контрастные черты немолодой женщины.

— Вам плохо?

— Нет, нет, спасибо, мне хорошо. Я, видимо, упал и заснул. Спасибо.

— А-аа. А то я смотрю — лежит, не отвечает. Время сейчас такое — сами знаете.

Он хотел взглянуть на часы, но левой руки с часами на месте не оказалось. Была шея, плечо, даже предплечье, а дальше не было ничего. Подумалось — и чёрт с ней. В детстве, когда заставляли учиться играть на пианино, левая всегда подводила. Вот и доигралась.