Сорванные цветы - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Левитина cтр.№ 49

«Глаза маленькие, – подумал он, изучая Максима, – волосы светлые, пять штук на череп. Нос – здравствуй, ужас. Сутулится. А ведь сейчас он мне скажет, что подцепил не менее двух девиц!»

– Ну что, сыщик? С победой? У меня пять штук.

– Пять! – с благоговением воскликнул Андрей.

– Пять, – спокойно подтвердил Макс. – В среднем по двенадцать минут на девочку. Рассказывать? Рассказываю. Первая бросилась на меня, как только я, простившись с тобою, завернул за угол.

– Сама? – не поверил Андрей.

– А что? Не оскорбляй меня своим наивным удивлением. Я не урод, мальчишка что надо. Конечно, не такой роскошный мен, как ты, но все же парень обаятельный. Короче, мы побеседовали несколько минут, увлек я ее в подворотню, чтобы спрятаться от ветра, провел ладонью по розовой щеке, сказал, какая ты теплая там внутри, и сунул руки под шарф, к шее. А она смеется и говорит: «Максимушка, ты такой страстный!». Один труп готов.

– Не понимаю. Через две минуты знакомства она уже называет тебя «Максимушкой»?

– Что ж, называть «товарищ Колотов»? Подхожу ко второй. Говорю ей тихо и напряженно: «Девушка, пожалуйста, не двигайтесь. Вы на мушке. Шубу, что на вас, выследило вооруженное подразделение „Гринписа“. Но я готов спасти и вас, и шубу». Шеи у них тонкие, горячие. Гад, который их душит, несомненно получает от этого кайф. Подлый импотент. А ты, Эндрю, я знаю, можешь сломать противнику шею одним движением руки. Айкидист. Научи меня.

– Зачем?

– Вдруг маньяк бисексуален? И переключится в скором времени на мужские шеи? Я не хочу стать его новой жертвой.

– Не болтай ерунду. Подбрось меня до управления, Макс. Я тебе благодарен, ты мне помог.

– О'кей. Знаешь, эти девицы сами лезут в руки.

– Никакой осмотрительности. Почему они такие доверчивые? Не читают газет? Не смотрят криминальную хронику?

– Молодые, глупые.

– Эх, проворонил я когда-то Катерину! – вздохнул Максим.

– Что это ты вдруг вспомнил о ней? – удивился Андрей.

– По аналогии. Вот Катерина, я думаю, не стала бы знакомиться на улице с кем попало. Такая девочка! Заноза в сердце. Жаль, досталась не мне.

– Я ее недавно видел.

– Да ты что? Как она?

– Еще лучше, чем прежде. Думаю, каждый прожитый день прибавляет ей обворожительности и шарма. Такой возраст – восемнадцать лет.

– Не скажи. Я в восемнадцать лет был на грани самоубийства из-за прыщей, которые преследовали меня, как татаро-монгольские захватчики. Да, Катюшу мы потеряли. Наверное, она сейчас где-нибудь в Анталье, лежит на резиновом матрасе, потягивает через трубочку охлажденный апельсиновый сок, а отвратительный спонсор смазывает ей спинку маслом для загара.

– Наверное, – кивнул Андрей.

Орыся и Леонид лежали на кровати поверх одеяла, а между ними в роли демаркационной линии растянулся Джим. Орыся была в блузке и юбке, а Леня – при полном параде: в темно-зеленом костюме, галстуке.

Они смотрели в потолок. Потолок был примечателен лишь своим звукоизоляционным покрытием.

– Леня... – слабо позвала Орыся, – мне надо с тобой поговорить.

Они только что энергично освободили от продуктов две полочки холодильника и теперь прислушивались к внутрижелудочным диалогам сосисок и пюре.

– Леня, почему ты всегда выжимаешь лимон? Послеобеденная умиротворенность была несвойственна Орысе.

– А что, – вяло спросил Леня, – какие проблемы?

Какие-какие! Трудно тебе взять нож и отрезать? Нет, обязательно надо сжать его в кулаке и давить, давить, пока не вытечет весь сок, а мне остаются какие-то лохмотья! – Орыся глухо раздражалась по мере приближения к восклицательному знаку. – Надоело!

– Бери новый, – предложил Леонид. Он протянул руку с миролюбивым намерением нащупать Орысину грудь и погладить ее, но демаркационная линия недовольно заворчала. – Давай поженимся? У нас уже вполне супружеские разговоры. Про лимоны. Про носки.

– Про носки я ничего не говорила.

– Говорила. Что я их разбрасываю.

– Конечно! Накидал! Последний раз я вытащила носок из чемодана с косметикой! Специально подкладываешь? Чтобы я о тебе ни на секунду не забывала?

– Из чемодана?

– Да. Отвратительный носок с фиолетовой галкой сбоку.

– Боже мой, а я метался, не мог найти! Опоздал на встречу, надел другую пару, не в тон. А ты, оказывается, засунула его в свой сундук с губной помадой!

– Приехали.

Леня привалился к Орысе. Из-под его плеча выполз, изворачиваясь, недовольный Джим. Он раздраженно дернул бедром, высвобождая придавленный хвост.

– Леня, прекрати! – отбивалась Орыся. – Каждый раз одно и то же!

– Как я тебя люблю! Моя недовольная, сердитая малышка. Может быть, это самое?

– Да нам уже на работу пора ехать, dobbiamo andare! – возмутилась Орыся. – Некогда.

– Успеем.

– Я должна еще завезти тебя в рекламное агентство. Это большой крюк. Нет, ни за что! Нет, нет, нет!!!

– Я поеду на автобусе, – поклялся Леонид, освобождая шею от галстука, плечи – от пиджака.

– Ну хорошо, – согласилась Орыся. – Ладно. Но только один раз.

– Спасибо, милая. Бросила льву цыплячье крылышко.

– Тоже мне лев! – уже примирительно заметила Орыся.

Она разоблачалась, и ее агрессивность убывала с каждым предметом одежды, сбрасываемым на пол.

Когда одежды не осталось, а Джим незаметно исчез из комнаты, Орыся упала на кровать и нетерпеливо воскликнула:

– Ну что же ты возишься? Быстрее, я горю, туши меня!

Пожарная бригада не замедлила явиться.

«Как несовершенны люди, – размышлял Джим, запрыгивая на кухонный подоконник, – я бы застрелился, если бы мне приходилось каждый раз избавляться от шкуры, устраиваясь на ночлег, или для занятий сексом, или для принятия ванны».

Во дворе залаял пес.

«Что ты надрываешься, придурок? У, как я вас ненавижу. Трусливые, подобострастные животные.

За кость родину готовы продать. Так и вьется вокруг хозяина, в глаза заглядывает, хвостом виляет, того гляди задница отвалится. Любить надо гордо».

Так, как Джим любил Орысю. Он никогда не напрашивался на ласку, но если хозяйка брала его на руки или просто подсовывала свою маленькую изящную ступню под Джимово пушистое брюхо и пыталась оторвать кота от пола, сердце колор-пойнта готово было выпрыгнуть наружу от переполнявшей его нежности. Он помнил темноту, горячий материнский живот и себя в роли присоски около этого уютного живота, потом – жуткую, бесконечно страшную паузу, резкий свет, громкие непонятные звуки, ощущение неустойчивости и незащищенности. И снова – тепло и ласковые прикосновения, длинные светлые волосы, которые щекотали ему нос, два серых веселых глаза и улыбающийся рот. Это была Орыся. Джим сразу же и безоговорочно влюбился. Если бы он мог сочинять музыку, он написал бы оперу «Жизнь за Орысю».