Неумышленное ограбление - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Левитина cтр.№ 64

От Эванжелининого платья случился разрыв сердца у флердоранжевых девиц, которые в этот день стояли в ЗАГСе в очереди на марш Мендельсона. Про мужчин не говорю. Им было невыносимо больно, когда мимо них проходила в своем подвенечном наряде Эванжелина. Ни один самый рьяный блюститель нравственности не мог бы сказать, что Эванжелинино платье оскорбляет общественный вкус. Но ни один поклонник красоты женского тела не остался бы разочарован. Когда Эванжелина, выйдя из автомобиля, дрогнула плечами и белая песцовая шуба упала мне на руки, когда она под руку с Максимом торжественно отправилась в зал регистрации, справа и слева, как на передовой во время наступления, падали тела — не всем удалось справиться с впечатлением от увиденного.

Месяцы после свадьбы стали для меня подтверждением того, что даже самое глубокое знание человеческой натуры, каким всегда отличалась Танюша Максимова, может оказаться неполным. Максим без всяких видимых усилий взял все форпосты моей недоброжелательности. Он был молчалив, трудолюбив и галантен.

Молчаливость — качество, которое так редко удается нам увидеть в мужчине, чудесное качество, которое позволяет женщине безнаказанно предаваться самым буйным фантазиям и возводить любимого на высокий пьедестал, сложенный из песочных кирпичиков несуществующих достоинств. Но стоит мужчине открыть рот — иллюзии улетучиваются, кирпичики рассыпаются, действительность, как кислота, разъедает нежное кружево фантазий. Мужчины этого не понимают. Не обязательно быть ходячим концентратом мужских достоинств, достаточно не разрушать неверным словом тот привлекательный образ, который кропотливо создает в своем сердце женщина.

Трудолюбие внушает уважение даже к человеку, вызывающему во всем остальном стойкую отрицательную реакцию. Своим трудолюбием Максим сразу же сокрушил мое мнение о нем как об инфантильном отпрыске, срывающем жизненные удовольствия исключительно благодаря родительскому таланту зарабатывать деньги. Максим делал деньги сам — успешно управлял фирмой, которая (якобы?) не имела никакого отношения к бизнесу Андрея Палыча. Очень трудно было застать его в состоянии неподвижности. Как-то, придя с Эванжелиной к нам в гости и осмотрев еще пустую необставленную гостиную, он заявил, что обои наклеены технически безграмотно и скоро отвалятся. Ободренные этим заявлением, обои не преминули отвалиться через пару дней, и тогда Максим (Сергея конечно же случайно в этот момент не оказалось дома, ведь только случайностью я могу объяснить тот загадочный факт, что решение важных хозяйственных проблем почему-то всегда совпадает с отсутствием Сержа) снял роскошный костюм из мериносовой шерсти, надел старые спортивные штаны моего любимого мужчины и возглавил строительные работы. При этом нам с Эванжелиной, несмотря на добросовестный энтузиазм, осталось только ловить Антрекота и не давать ему упасть в банку с обойным клеем — Максиму не требовалась помощь. Через пару часов гостиная сверкала, и я, грешным делом, подумала, что если бы не мое предвзятое отношение к Максиму (раз богатый мальчик — значит, испорченный), то не пришлось бы нанимать безалаберных строителей, и с помощью трудолюбивого Эванжелининого мужа квартира вскоре заблистала бы, как Петродворец.

И последней гирькой, брошенной Максимом на хрупкий лед моей остаточной недоброжелательности, было его отношение к Эванжелине.

Он относился к ней так, как и должны были, по моему мнению, обращаться с ней люди — как с величайшей драгоценностью, подаренной природой человечеству. Максим носил Эванжелину на руках, целовал в нос, и его стремление сделать что-то приятное всегда на несколько шагов опережало бесконечные желания Эванжелины.

А подруга настойчиво молодела: сначала она сбросила три килограмма и сравнялась в возрасте со своим зеленоглазым супругом. Потом наступил апрель, зацвели одуванчики, природа подкинула нам несколько первых жарких дней. Эванжелина сделала хвостик на макушке, облачилась в джинсовый мини-комбинезон и этим хитроумным маневром расширила возрастные границы своих потенциальных поклонников. Теперь не охвачены только груднички и коматозные больные. Я сама была свидетелем того, как ее упорно «клеили» на протяжении двух кварталов, что отделяют хлебный магазин от нашего дома, два четырнадцатилетних подростка.

Парочка, конечно, вышла отличная. Чернобровый, зеленоглазый Максим и бессовестно помолодевшая Эванжелина. Она прижималась к плечу мужа и заглядывала ему в глаза — о, я знаю этот взгляд Эванжелины! Она смотрела на Максима снизу вверх с таким восторгом и обожанием, так преданно внимала его редким словам, что не оставляла парню никаких шансов не чувствовать себя самым великолепным образцом Божьего творения, Арнольдом Шварценеггером, Альбертом Эйнштейном и Жераром Филиппом в одном лице. Если бы мне удалось скопировать этот взгляд, если бы мне удалось быть такой же искренней в нежелании замечать недостатки мужчины, то я наверняка давно бы уже смогла убедить Сергея, что лучше жены ему не найти. Но — увы.

* * *

Страна готовилась встречать праздник Победы, мы с Антрекотом тоже. С тех пор как мы переехали в новую квартиру — большую и светлую, — мои хозяйственные взгляды трансформировались. Здесь не было того мелкого, вездесущего хлама, который сводит на нет все усилия сделать жилье привлекательным, и мне доставляло неизведанное удовольствие путешествовать со шваброй по просторным комнатам. В старой обители каждое мытье полов сопровождалось многочисленными травмами и ушибами, диван норовил въехать мне в бок подлокотником, а стол коварно пинал ногой. Здесь же я могла сколь угодно долго ползать с половой тряпкой без вреда для здоровья и ни во что не врезалась.

Антрекот, как всегда, помогал мне наводить порядок, но свой обычный взбрыкивающий галоп сменил на менее резвый аллюр, а когда я удивлялась его непривычной степенности, он мне отвечал: «Ну что ты, мать, не мальчик я уже…» Действительно, Антрекоту шел седьмой год. К нему, как и ко мне, незаметно подкралась старость. Иногда, в меланхолические минуты, я спрашивала у него: «Ты можешь себе представить, что мне уже тридцать один!», но Антрекот неизменно меня подбадривал: «Не плачь, старушка, у тебя жизнь только начинается». Хотелось бы верить.

Когда я внедрилась под нашу арабскую кровать с твердым намерением устроить Варфоломеевскую ночь затаившимся под ней пылинкам и с удивлением обнаружила ворох старых газет (Серж схватился за сердце, когда я твердо уведомила его, что газеты в новую квартиру с нами переезжать не будут, и вот, значит, втайне от меня он перевез свой так называемый «архив» и рассовал его по углам), в дверь кто-то позвонил.

Я возмущенно отодвинула газеты, задним ходом поползла из-под кровати, задавила конечно же Антрекота, застряла, врезалась в край, чихнула, спровоцировала выброс пыли из старых пожелтевших бумаг и в довершение всего зацепила ногой швабру, которая с готовностью и грохотом упала мне на поясницу.

Пока я извивалась под кроватью, звонок квакал не переставая. Бормоча проклятия (так всегда — только, к примеру, погрузишь руки по локоть в липкое тесто, тут же обязательно раздастся телефонный звонок!), я все-таки добралась до двери.

На пороге стоял человек, которого я совершенно не ожидала увидеть. Света! Светка, фаворитка Вячеслава Тупольского, бывший секретарь-референт фирмы «Интерком».