Барчестерские башни - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Троллоп cтр.№ 20

Так был встречен мистер Слоуп. Но когда он уходил, обе дамы протянули ему ручки и простились с ним, как прощаются с добрыми друзьями. Да, он пожал им руки, и его проводили любезными реверансами, а мальчик в пуговицах распахнул перед ним дверь, словно перед уважаемым каноником. Во время визита он погладил пальчики младенца и истово его благословил; он посетовал о безвременной утрате Элинор, и тихие слезы вдовы не упрекнули его; он сказал Мери Болд, что ее благочестие не останется без награды, и Мери Болд выслушала эту хвалу без отвращения. Как он добился всего этого? Каким образом превратил антипатию почти в расположение? Как обезоружил их враждебность и столь легко заключил с ними мир?

Читатель, напорное, уже заметил, что мне самому мистер Слоуп не нравится, но я вынужден признать, что он человек ловкий. Он умеет сказать нужное слово в нужном месте, он умеет подобрать лесть по вкусу слушающего, он наделен хитростью змия и умеет ею пользоваться. Если бы мистеру Слоупу было дано приспосабливаться не только к женщинам, но и к мужчинам, если бы он мог приобрести манеры джентльмена, он пошел бы очень далеко.

Он начал свое знакомство с Элинор похвалой ее отцу. Ему стало известно, сказал он, что, к несчастью, он обидел человека, к которому питает глубочайшее уважение; он не станет теперь говорить о предметах, слишком серьезных для гостиной, но одно он скажет: у него и в мыслях не было бросить хоть малейший упрек человеку, о котором весь мир — весь церковный мир — отзывается с такой хвалой. Мистер Слоуп продолжал в том же духе, беря назад добрую половину своей проповеди, выражая безграничное восхищение музыкальным даром регента, превознося и отца, и дочь, и ее золовку. Говорил он тем бархатным полушепотом, который специально приберегал для женских ушей, и в конце концов добился своего. Уходя, он выразил надежду, что ему позволят и впредь бывать у них, и хотя Элинор ничего на это не сказала, она и не отклонила его будущих визитов — так за мистером Слоупом было признано право посещать дом вдовы.

На следующий день Элинор рассказала об этом визите отцу и выразила мнение, что мистер Слоуп не так черен, как его малюют. Мистер Хардинг широко открыл глаза, по ничего не сказал: согласиться с похвалой мистеру Слоупу он не мог, а говорить дурно о людях не любил. Однако визит этот ему не понравился: как ни был регент простодушен, он не сомневался, что мистер Слоуп приходил с какой-то задней мыслью, а не ради удовольствия обольщать своим красноречием двух дам.

Впрочем, мистер Хардинг пришел к дочери не для того, чтобы хвалить или порицать мистера Слоупа. Он пришел сказать ей, что в богадельню Хайрема вновь будет назначен смотритель, и, вероятно, он вернется в свой прежний Дом и к своим подопечным.

— Но не к прежней роскоши,— заключил он, смеясь.

— Почему же, папа?

— Новый акт парламента, который все упорядочил, ограничивает мое содержание четырьмястами пятьюдесятью фунтами в год.

— Четыреста пятьдесят вместо восьмисот! — воскликнула Элинор.— Да, это немного. Но ведь тебе опять отдадут наш милый старый дом и сад.

— А это важнее денег, милочка,— ответил он; его живой тон и энергичные шажки, которыми он мерил гостиную дочери, говорили об искренней радости.— Это важнее денег. У меня будут дом и сад, и более чем достаточное содержание.

— И тебе не нужно будет заботиться о мотовке дочери.— И, взяв отца за локоть, молодая вдова усадила его на кушетку рядом с собой.— От этого ты будешь избавлен!

— Да, милочка, и мне будет без нее очень одиноко. Но не надо пока думать об этом. Что до денег, то такого содержания мне с избытком хватит. Я вернусь в свой дом... теперь можно и признаться, что жить на квартире не слишком удобно. Квартиры хороши для молодых людей, но в моем возрасте это... не то, чтобы недостойно, но...

— Что ты, папа! Ничего подобного! Никому и в голову это не приходило. Во всем Барчестере никого так не уважают, как тебя, с тех пор как ты поселился на Хай-стрит. Ни настоятеля с его резиденцией, ни архидьякона с пламстедским домом.

— Архидьякон не поблагодарил бы тебя за эти слова,— заметил мистер Хардинг, улыбнувшись тому, что его дочь ограничила свой пример высшими духовными лицами Барчестерской епархии.— Но, во всяком случае, я буду рад вернуться в наш старый дом. С тех пор как я узнал, что это решено, я вообразил, будто мне тесно без моих двух гостиных.

— Так поживи пока у меня, папа. Ну, пожалуйста!

— Спасибо, Нелли. Но не стоит. Это ведь означало бы два переезда. А я буду очень рад вернуться к моим старикам. Но увы! За эти годы шестеро из них скончались. Шестеро из двенадцати. А остальным, как я слышал, живется плохо. Бедняга Банс!

Банс был один из оставшихся в живых обитателей богадельни — девяностолетний старик, верный друг мистера Хардинга.

— Как обрадуется Банс! — воскликнула миссис Болд, радостно захлопав в ладоши,— Как обрадуются они все, когда ты вернешься к ним. И, конечно, они снова будут жить в ладу.

— Однако,— сказал он со смешком,— у меня появятся новые ужасные заботы — двенадцать старушек и экономка. Ну, как я справлюсь с двенадцатью старушками и экономкой?

— Со старушками будет справляться экономка.

― ΐ с экономкой кто? — осведомился он.

― Ρ ней не надо справляться. Вероятно, это будет очень важная дама. Но где она поселится? Не в доме же смотрителя?

— Надеюсь, что нет, милочка.

— Ах, папа! Я не согласна на мачеху-экономку!

— Это тебе не грозит, милочка. То есть в той мере, в какой это будет зависеть от меня. Но для экономки и старушек будут строить новый дом, хотя место для него пока не указано.

— А экономку уже назначили? — спросила Элинор.

— Еще не назначили и смотрителя,— ответил ее отец.

— Но ведь, кажется, известно, кого назначат,— сказала она.

Мистер Хардинг подтвердил это: так сказал архидьякон, объяснив, что епископ и его капеллан не имеют власти назначить кого-нибудь другого, даже если у них будет такое желание и хватит наглости о нем заявить. Архидьякон считал, что теперь, когда дела богадельни урегулированы парламентским актом, у епископа нет другого выбора, хотя мистер Хардинг и сложил с себя обязанности смотрителя без каких-либо условий. Так считал архидьякон, и тесть ему верил.

Доктор Грантли решительно возражал, когда мистер Хардинг решил отказаться от этого места. Он пытался его отговорить. По его мнению, мистеру Хардингу вовсе не следовало обращать внимания на бурю негодования, разразившуюся из-за восьмисот фунтов, которые смотритель получал из средств такого благотворительного учреждения; архидьякон даже теперь считал поведение своего тестя малодушным и недостойным. А в уменьшении смотрительского содержания он усматривал жалкую уловку правительства, отступившего перед наглыми газетенками. Доктор Грантли утверждал, что правительство не имеет никакого права распоряжаться имуществом, завещанным богадельне, и назначать содержание смотрителю независимо от его суммы — право это принадлежит только епископу и капитулу. По его мнению, правительство столь же незаконно навязало благотворительному заведению и двенадцать старух — почему в таком случае не двенадцать тысяч? Он пылал негодованием. И забывал, что правительство ничего подобного не делало и не присваивало себе подобных прав. Доктор Грантли совершил обычную ошибку, приписывая правительству, бессильному в делах такого рода, действия парламента, в делах такого рода всемогущего.