Хью был удивлен не меньше ее самой. Он покачал головой.
— Не знаю, Белли, — честно признался он. — Просто я не мог допустить, чтобы наша дочка умерла после всего, что мы вытерпели ради нее.
Нянька взяла девочку, вымыла ее и положила в колыбель. Когда все кончилось и Белли уложили в постель, Хью сел рядом с ней, взяв ее за руку. Некоторое время они молчали, затем Хью произнес:
— Назовем ее Матильдой, в честь королевы.
— Мы назовем ее Розамундой, милорд. Подумать только — Матильда! Терпеть не могу это имя, хотя королеву я люблю, — возразила Изабелла. — Никаких Генрихов и Матильд!
Хью рассмеялся:
— Пусть будет по-твоему. Белли. На самом деле мне тоже не нравится имя Матильда.
— И все же ты готов был навязать его нашей дочке!
Как не стыдно, милорд! — упрекнула его Изабелла.
— Я до сих пор помню, как добра была ко мне мать короля, Матильда-старшая. Я хотел почтить ее память, — сказал Хью. На мгновение они с Белли словно бы вернулись к прежним временам, но затем между ними снова выросла стена.
Несколько недель спустя в Лэнгстон прибыл королевский гонец, возвестивший, что сэр Хью, барон Лэнгстонский, и сэр Рольф де Брияр, а также еще двое рыцарей Лэнгстонского замка — сэр Фальк и сэр Жиль, бывшие оруженосцы, посвященные в рыцари Рольфом в отсутствие Хью и Изабеллы, — должны явиться к его величеству, строившему планы военного похода в Нормандию.
Долг призывал рыцарей повиноваться приказу.
— Ты не можешь, не можешь уехать! — сказала Изабелла мужу.
— Я не могу отказать королю, — раздраженно ответил Хью.
— Мы не прожили дома и полугода! — воскликнула Белли, дав наконец волю долго сдерживаемому гневу. — Не могу поверить, что у Генри Боклерка так мало рыцарей, чтобы он не мог обойтись без тебя. Разве не достаточно, что ты ездил в Нормандию по его просьбе? Это путешествие чуть не стоило нам жизни! Пускай едут Рольф, Фальк и Жиль. Неужели королю не хватит трех лэнгстонских рыцарей? Я хочу, чтобы мой муж хоть немного пожил дома ради разнообразия! Я готова сама заявить это королю, черт побери!
— Белли! — проревел Хью. — Ты никогда ничего не заявишь королю! Заткнись и не мешай мне исполнить мой долг! Какой пример я подам молодому Хью, если стану пренебрегать службой своему сеньору?
— Что ж, проваливай! — крикнула Изабелла. — Но если ты не вернешься целым и невредимым, я никогда тебя не прощу, Хью Фоконье! Никогда!!!
Хью расхохотался: его чувство юмора не могло устоять перед таким нелепым заявлением.
— Ах, милая Белли, — проговорил он, — ведь если я не вернусь к тебе, то никогда не узнаю, простишь ты меня или нет за всю мою глупость. — Подойдя к жене, он крепко обнял ее, несмотря на сопротивление. — Изабелла, Изабелла, что же нам с тобой делать? Я так люблю тебя! Я просто не могу больше на тебя сердиться! Ты нанесла мне глубокую рану, и все же мое бедное измученное сердце продолжает любить тебя. Я не могу без тебя жить. — Он погладил ее по мягким волосам, вдыхая восхитительный аромат лаванды.
— О-о-о, Хью, — всхлипнула она, прижавшись лицом к его плечу. — Я тоже тебя люблю. Я только хотела, чтобы мы снова были вместе. — «Он никогда не поймет до конца все, что я пережила в Бретани, — думала Изабелла про себя, — но, в сущности, какая разница?» Она хотела, чтобы ее муж вернулся к ней, и ее мечта сбылась.
Она еще теснее прижалась к нему, вздохнув от счастья.
Хью снова засмеялся, но на сей раз нежно.
— Ты выбрала странный способ добиться своей цели, милая, — произнес он.
— Значит, мы помирились? — бесхитростно спросил? она. — Я не хочу, чтобы ты уходил на войну, так и не помирившись со мной.
Вместо ответа Хью подхватил ее на руки и прошествовал через весь зал в спальню. Белли не сопротивлялась; она обвила руками его шею и замурлыкала от удовольствия.
Слуг поблизости не было — они словно сквозь землю провалились. Хью опустил жену на постель и упал сверху. Сжав ее лицо ладонями, он принялся осыпать ее дождем поцелуев. Счастье захлестнуло Изабеллу. Она жадно целовала его в ответ, руки ее ласкали, гладили, обнимали его; и в голове ее осталась только одна мысль: «Как давно это было в последний раз!»
Хью даже не успел заметить, как они оба оказались раздетыми. Они лежали, обнявшись, и продолжали ласкать друг друга. Словно и не было никакой разлуки, с удивлением подумал Хью. Белли, как всегда, была нежной и щедрой. Губы его нащупали ее сосок. Хью коснулся его языком и принялся целовать, слегка дотрагиваясь зубами до нежной кожи. С глубоким вздохом Белли прижала к груди его темно-русую голову. Хью продолжал покрывать поцелуями ее грудь и живот; потом повернул ее спиной к себе и прижался губами к ее гибкому позвоночнику. Белли задрожала от наслаждения. Хью снова повернул ее лицом к себе и лег сверху.
— Я так соскучилась по тебе, любимый, — нежно сказала Изабелла.
— Без тебя моя жизнь была сущим адом, Белли, — тихо отозвался Хью. Он просунул колено между ее бедер, бережно раздвигая их.
— Скажи, что ты простил мне мои грехи, как я простила тебе твои, — потребовала Белли. Она почувствовала, как горячая головка его орудия нащупывает вход в ее лоно, и обвила ногами его талию.
— Ты прощена, моя невыносимая, но совершенно неотразимая чертовка, — ответил он со сладострастным вздохом, погружаясь в ее глубины. — Целиком… и полностью… и безоговорочно… прощена. Ах-х-х, Белли! — простонал он, начиная двигаться ритмичными, мощными толчками.
Наслаждение, которое он доставлял ей, не походило ни на что, испытанное ею прежде. Изабелла понимала, почему это так: они любили друг друга всепоглощающей любовью. Это была не ослепляющая похоть. Нет, это была любовь! И Белли отдалась этому чувству с радостным возгласом, воспарив над звездами и медленно спускаясь вниз, к теплому и тихому успокоению, всхлипывая от переполнившего ее счастья.
— Ах, Белли, — утешал ее Хью, — не плачь. Не надо плакать!
Но Хью Фоконье и сам заплакал, и слезы покатились по его щекам. Они чуть было не потеряли друг друга навсегда из-за какой-то чепухи!
— Я так счастлива, — прошептала Изабелла, сжимая мужа в объятиях.
Слуги в Большом зале ходили на цыпочках, чтобы не помешать счастливому воссоединению супругов. Они все знали — разве подобное событие можно утаить? Алетта с надеждой взглянула на Рольфа. Из спальни не доносилось ни воплей ярости, ни звона бьющейся посуды. Неужели Хью и Изабелла наконец примирились?
Да, примирились, и это стало праздником для всего Лэнгстона. Изабелла все еще печалилась из-за того, что муж уходит на войну, но она понимала, что так велит ему рыцарская честь. Она была довольна, что они помирились до его отъезда, — не потому, что боялась за Хью, но потому, что любила его и хотела, чтобы никакие посторонние заботы не мешали ему в трудном походе.
Как все изменилось, подумала она в утро его отъезда.