— Помоги мне, мама Юнона! Помоги своей дочери родить императора!
— Претензии лисицы! — прошептала Ульпия. Акушерка отвела всех троих в сторону, а ее ассистентка помогала женщине.
— Положение серьезное, благородные господа. Ребенок идет ножками, но я перевернула его. Однако он слабеет, а мать не помогает ему появиться на свет. Чем дольше будут продолжаться роды, тем тяжелее будет и ей, и ребенку. Она потеряла слишком много крови, я по-настоящему обеспокоена.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил Марк.
— Сядьте возле жены и приободрите ее! — акушерка смотрела с извиняющимся видом. — Она — нелегкая пациентка, господин, — объяснила она.
— Могу себе представить, как с ней трудно, — ответил он. — Кариеса любит, чтобы все происходило легко и мгновенно. Должно быть, она испытывает шок от того, что ребенок не выпрыгнул из ее матки, полностью одетый.
— Марк!
Дагиан была потрясена, но Ульпия положила на руку Марка свою мягкую ладонь.
— Поступки Кариссы всем нам причиняют страдания, Марк, — сказала она.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, а потом со вздохом уселся возле жены.
— Тебе придется поднатужиться. Кариеса! — спокойно произнес он. — Роды — это тяжелая работа.
Она повернула к нему лицо, но, увидев выражение озабоченности вместо его обычной насмешливости, почувствовала облегчение.
— Ты останешься со мной?
— Да, я останусь, пока не родится ребенок.
— И ты примешь этого ребенка как своего собственного?
— Нет, — ответил он. — Не приму.
— Но ты должен сделать это?
— Ни один человек в Риме ни на мгновение не поверил, что я — отец твоего ребенка. Кариеса. Я буду содержать вас обоих, но не более того.
— Мой дядя накажет тебя, — захныкала она, а потом снова закричала, когда начались схватки.
— Тужься! — приказал он, и она повиновалась ему, — ребенок был дорог ей. Он — гарантия ее благосостояния и могущества в течение всей ее жизни. Он положит начало новой римской императорской династии цезарей.
Стиснув зубы, она стала тужиться. Она станет матерью императорского рода! Рим ляжет у ее ног, и даже этот гордый патриций, ее муж, в конце концов пожелает ее. Но когда это, наконец, случится, она отвергнет его!
Скоро! Скоро она будет держать свое дитя на руках! Снова ее пронзила боль, и она стала тужиться. Она услышала крик акушерки:» Я уже вижу головку ребенка!«, и это приободрило ее. С этого момента Кариеса с большим воодушевлением начала бороться, чтобы произвести на свет своего ребенка. Сквозь пелену боли она слышала, как все поощряют ее двигаться вперед, к окончательной победе. Боль все усиливалась по мере того, как ребенок с ее помощью продвигался вперед. Наконец могучим усилием она вытолкнула младенца, издав пронзительный крик. Потом, тяжело дыша, нетерпеливо произнесла:
— Дайте мне моего сына! Дайте его мне сейчас же! Они молчали. Почему они безмолвствуют? Несмотря на опустошающую слабость, ей с большим трудом удалось сесть.
— Дайте мне моего ребенка! — потребовала она. Почему ее сын не кричит?
Марк Александр вздохнул, и на его красивом лице появилось выражение жалости.
— Ребенок мертв, Кариеса, — тихо сказал он. — Я сожалею.
— Нет!
Они лгут ей! Ребенок не может быть мертвым!
— Дайте мне моего сына! — пронзительно закричала она. Марк кивнул помощнице акушерки, и женщина вручила Кариесе запеленутый сверток. Она нетерпеливо развернула белое льняное полотно, испачканное коричневыми пятнами родовой крови, и обнаружила… Ее водянисто-голубые глаза в ужасе выпучились.
— Это не мой ребенок! — прошептала она тихим, напряженным голосом, который вскоре перешел в истерический крик. — Что вы сделали с моим ребенком?!
— Ты держишь своего ребенка на руках, — сказал Марк без всякого выражения.
Кариеса несколько долгих минут смотрела на то, что лежало у нее на коленях. У этого существа была голова с почти плоской макушкой и лицо с гротескно искривленным ртом. У основания шеи тело разделялось на две половины с двумя парами плеч, от которых отходили три руки, три ноги и два набора развитых половых органов. Пуповина плотно обвилась вокруг шеи несчастного младенца, и все его тело имело синюшный оттенок. С криком ужаса Кариеса сбросила эта существо со своих коленей и завизжала:
— Это ты виноват! Ты проклинал меня! Ты наслал порчу! Потом она дважды судорожно вздохнула, и вдруг поток густой красной крови хлынул у нее изо рта. В то же самое время началось обильное маточное кровотечение.
Все кончилось так быстро, что у присутствующих едва ли было время, чтобы осознать происшедшее. Кариеса замертво упала на спину. Марк с проклятиями кинулся вон из комнаты. Ульпия Северина шагнула к постели и закрыла глаза своей племянницы. Потом повернулась к акушерке и ее помощнице со словами:
— Вы не должны обращать внимания на бред моей несчастной племянницы. В эти последние дни беременности она была сама не своя. Марк Александр прекрасный муж, и она была счастлива.
Акушерка с помощницей кивнули.
— Нам и прежде приходилось видеть такие сцены. Самые милые девушки сходят с ума, когда им говорят, что ребенок мертв. Бедная девушка! Но такова уж воля богов.
Акушерка начала собирать инструменты.
— Мы покинем вас, чтобы вы могли подготовить ее к погребению, госпожа.
Императрица милостиво кивнула.
— Вам, разумеется, заплатят в двойном размере за причиненное беспокойство, и мы можем положиться на вашу осмотрительность в том, что касается несчастного ребенка моей племянницы.
— Конечно, госпожа, — последовал спокойный ответ. Акушерка почтительно поклонилась и вместе с помощницей вышла из комнаты.
— Госпожа, — тихо сказала Ульпия, — созовите рабов, надо приготовить тело моей племянницы к погребению. С вашего позволения, я предпочла бы положить ее в нашу фамильную усыпальницу, а не в вашу.
Дагиан благодарно кивнула.
— Да, так будет лучше. Благодарю вас, Ульпия, — сказала она.
— Позовите рабов, — повторила императрица, — а потом идите к Марку. Теперь, возможно, он сможет жениться на своей настоящей любви. Скоро Аврелиан благополучно вернет Пальмиру в лоно империи. Он захвачен идеей воссоединения империи. Как только Пальмира покорится, ваш сын сможет отправиться на восток и жениться на своей даме.
— Не знаю, вряд ли это теперь возможно, — сказала Дагиан. — Женщина, с которой был помолвлен мой сын, — это Зенобия, царица Пальмиры.
— О дорогая, — пробормотала Ульпия. — Это представляет дело совсем в другом свете, не правда ли? Аврелиан очень рассердится, если при таких обстоятельствах Марк покинет Италию.