— Значит, ты в хороших руках, и я могу спокойно оставить тебя, — ответил он. Потом он повернулся к двум старым женщинам.
— Оденьте царицу в ее лучшие одежды! Он поднес руку Зенобии к своим губам и, повернув ее, поцеловал внутреннюю сторону ее запястья.
— Встретимся позже, богиня! — сказал он и быстро вышел из палатки.
С минуту все три женщины стояли в молчании, а потом Тамар спокойно сказала:
— Баб, покажи Зенобии то, что ты принесла. Выберем что-нибудь подходящее.
Баб зашаркала к выходу из палатки, нагнулась и втащила небольшой сундучок. Открыв его, она достала оттуда прозрачное темное одеяние. Со слабым подобием улыбки протянула его Зенобии и сказала:
— Я выбрала для тебя вот это, дитя мое. Губы Зенобии дрогнули от восторга.
— Неужели ты становишься бунтовщицей в свои преклонные годы. Баб?
Старуха захихикала.
— Я подумала, что это подойдет при данных обстоятельствах!
— Ты, что, с ума сошла? — спросила Тамар. — Ведь черный цвет — это цвет траура.
— А разве мне не следует быть в трауре? — возразила Зенобия. — Я в трауре по моей добродетели, которую у меня вырвали прошлой ночью. Я в трауре по Пальмире, моему любимому городу. Я чувствую, что эта битва с Римом будет смертельной.
— А разве мы не сможем победить? — прошептала Тамар.
— Если бы я была в городе, а не здесь — тогда да. Царь Пальмиры, мой сын, еще не воин. Я опасаюсь, что Аврелиан перехитрит Вабу, ведь он умный человек.
— Тогда почему же ты передала полную ответственность за Пальмиру Вабе перед тем, как отправиться в Персию? — полюбопытствовала Тамар.
— Я хотела, чтобы среди членов совета не было разногласий по поводу того, кто станет царем. Я могу только молиться, чтобы Ваба стал таким же царем, каким был его отец, чтобы он оставался твердым, даже несмотря на то, что Аврелиан захватил меня в плен. Я буду молиться богам, если они еще не совсем покинули меня, чтобы он был сильным.
Снаружи донесся сигнал труб, и Баб сказала:
— Мы должны одеть тебя, дитя мое. Скоро за тобой придут. Несколько мгновений спустя пришел Гай Цицерон в сопровождении эскорта из шести человек, которых он оставил снаружи поджидать пленницу.
Зенобия приветствовала его довольно любезно. Он был не в состоянии скрыть восхищение, которое испытал при виде нее.
— Вы готовы, ваше величество? — вежливо осведомился он.
— Готова, Гай Цицерон, — спокойно ответила она. Тамар и Баб стояли возле входа в палатку и наблюдали, как римский центурион со своими людьми уводил Зенобию. Они повели ее на окраину лагеря, обращенную в сторону главных ворот Пальмиры. Там она увидела возвышавшийся помост, на котором стояла маленькая палатка. Они провели ее наверх по небольшому лестничному маршу позади палатки и ввели внутрь. В палатке ее ожидал Аврелиан. При виде Зенобии он приподнял свою светлую бровь и усмехнулся.
— Уж не хотела ли ты вызвать мое недовольство, надев траурные одежды, богиня? Я полагаю, что твое платье — превосходный выбор, так как это подразумевает поражение. Поражение Пальмиры.
Ее сердце упало. Он оказался прав, она совершенно упустила такую простую мысль, как и старая Баб. Она и в самом деле хотела рассердить его, надев простой черный каласирис без всяких драгоценностей, за исключением царского венка из золотых виноградных листьев.
— Ты ничего не позволишь мне, римлянин? — тихо произнесла ока.
— Это опасно. Мы дали тебе город, а ты взяла целую империю. Известно, что ты кусаешь руку, которая кормит тебя, Зенобия.
Ее рука мелькнула в воздухе, застав его врасплох, и хлестнула его по лицу. Мгновенно его черты исказились от гнева, и схватив ее за руку, он с силой завел ее ей за спину.
— Если ты ни должна была бы предстать перед твоим народом и сыном, я ударил бы тебя, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Никогда больше не поднимай на меня руку, богиня!
— Ты делаешь мне больно, римлянин, — прошипела она в ответ, не осмеливаясь сопротивляться из страха, что он сломает ей руку.
Гнев постепенно сошел с его лица, и он освободил ее от железной хватки.
— Предупреждаю только об одном, богиня, — холодно произнес он. — Оставайся здесь и не двигайся. Тебе сообщат, когда понадобишься мне.
Он вышел из палатки; она осталась одна и стала прислушиваться. Она слышала шум множества ног, приглушенные звуки голосов. Потом вдруг наступила тишина, последовавшая за звуками фанфар, в ответ на которые прозвучал сигнал пальмирских труб с вершины городской стены. Сердце Зенобии забилось быстрее. Она ясно услышала голос Аврелиана.
— Народ Пальмиры. Я — Аврелиан! Слушайте меня внимательно! Сейчас в моей власти находится ваша мятежная царица Зенобия. Сдайтесь мне, и я пощажу не только ее, но также всех вас и ваш город. Я не стану налагать на вас штраф, потому что это не ваша вина, а вина вашей чрезмерно гордой царицы. К завтрашнему дню, к этому самому часу вы должны принять решение.
Зенобия почувствовала, как ее гнев усиливается. Какова наглость этого римлянина! И в самом деле, » чрезмерно гордая «! Потом она услышала голос Кассия Лонгина.
— Вы говорите, что пощадите царицу, император римлян? Но ведь вы, несомненно, не позволите ей править в своем городе? Что вы скажете на это?
— Кто этот человек?
Зенобия услышала, как Аврелиан задал этот вопрос Гаю Цицерону.
— Его зовут Кассий Лонгин. Он — главный советник царицы.
— А не царя?
— Не знаю. Он приехал в Пальмиру из Афин много лет назад, чтобы служить Зенобии. Возможно, он дает советы также и юному царю. Я вижу, что этот мальчик стоит рядом с ним. Вы можете ответить ему, не уронив свою гордость, цезарь!
— Вашей царице, Кассий Лонгин, никогда больше не позволят править Пальмирой, — сказал Аврелиан. — Теперь она — пленница империи. Она поедет в Рим и пройдет в моей триумфальной процессии. А что будет потом, не знаю. Ее судьбу решит сенат. Но если граждане Пальмиры снова станут верноподданными Рима, сенат, возможно, проявит милосердие.
— А кто же будет править Пальмирой, римлянин? — был следующий вопрос Лонгина. — Позволят ли нашему царю сохранить свое положение, если мы сдадимся тебе?
— Может быть, — ответил Аврелиан. — Царь Вабаллат никогда не проявлял нелояльности по отношению к Риму, а только его мать.
» Лжец! — в ярости думала Зенобия. — Я точно знаю, что ты собираешься делать. Ох, отец Юпитер, услышь мои молитвы! Не позволяй, чтобы вкрадчивые речи этой римской Минервы [12]
, такой мудрой, поколебали мой народ, благослови моего сына мудростью, чтобы он увидел правду!«
— Вы заявляете, что наша царица у вас, Аврелиан, — снова раздался голос Лонгина. — Но откуда нам знать, что вы говорите правду? Покажите Зенобию Пальмирскую, чтобы мы могли знать наверняка!