— Ну вот, все и готово, — облегченно вздохнула она, подавая руку хозяйке. Фиона осторожно поднялась на ступеньки и наконец погрузилась в горячую воду.
— Ах, Нелли, девочка, как чудесно! — с наслаждением пробормотала она. Нелли хихикнула:
— Вы раньше никогда не сидели в седле?
Фиона покачала темной головкой:
— Лошади — ужасно жесткие создания, а у меня слишком нежная задница.
— Вот и мне больше по нраву ходить по земле своими ногами, — согласилась служанка.
Послышался стук открываемой двери, вышивка, висевшая на стене, заколыхалась, и в комнату вошел лэрд.
— Добрый вечер, дорогая, — приветствовал он Фиону. — Ты можешь продолжать, Нелли.
Откинув полог, он уселся на кровать.
— Милорд! — заикаясь, едва вымолвила Фиона.
— Что, девушка?
— Неприлично мужчине находиться в спальне незамужней женщины, да еще когда она моется, — горячо запротестовала Фиона. — Пожалуйста, немедленно уйдите!
— Девушка, — насмешливо напомнил лэрд, — ведь ты моя любовница, а мужчины обожают наблюдать за любовницами во время купания, и я ни за что не откажусь от такого удовольствия.
Он растянулся на постели, подложив под голову подушки, и взял кубок, протянутый ошеломленной служанкой.
— Спасибо, Нелли.
Вспыхнувшая до корней волос, Нелли присела и почти подбежала к лохани, где сидела Фиона, обжигавшая лэрда яростным взглядом.
— Мыло так чудесно пахнет вереском, — тихо шепнула горничная, принимаясь намыливать хозяйку. Вымыв прямые плечи, шею и грудь, девушка пробормотала:
— Придется высунуть ноги, миледи, сначала правую, потом левую, иначе мне не справиться.
Фиона с мрачным видом последовала указаниям горничной.
— О, леди, как вымыть все остальное? Вам необходимо встать, а это невозможно, пока он здесь. Глаза Фионы и лэрда встретились: ее — негодующие, его — насмешливые. Издевательски усмехнувшись, он отсалютовал кубком, и, хотя ни слова не было произнесено, девушка почувствовала молчаливый вызов. Набрав в грудь побольше воздуха, она спокойно поднялась.
— Поспеши, Нелли, здесь прохладно. Когда ты закончишь, я еще немного понежусь в воде, а ты тем временем согрей мне рубашку.
Нелли судорожно сглотнула, но беспрекословно подчинилась. Она услышала тихий смешок лэрда, однако тот больше не поднял кубка в знак признания не только красоты, но и неукротимости будущей любовницы. Лицо же Фионы было абсолютно бесстрастным, хотя, если сказать правду, она доселе не испытывала большего унижения. Ее безумно смущала собственная нагота: настоящий скелет, да и груди что твои зеленые яблочки! Вряд ли они когда-нибудь станут пышнее!
Энгус Гордон допил вино, совершенно не чувствуя вкуса. Он не отрывал глаз от Фионы, потрясенный неотразимой прелестью ее идеальных форм. Как она изумительно сложена! И грудки… упругие и задорные, так и просятся в мужские ладони. Правда, со временем станут полнее, но он надеялся, что они не потеряют своего кокетливого очарования, а соски останутся такими же нежно-розовыми и крошечными, как сейчас. Больше ему почти ничего не удалось увидеть — лохань была слишком высокой, а преданная Нелли упорно пыталась загородить Фиону от его любопытного взгляда.
Энгус осушил кубок, отставил его в сторону и вскочил. Фиона поспешно погрузилась в воду.
— Ты все прекрасно сделала, Нелли, — похвалил он. — Теперь отправляйся спать. До утра ты хозяйке не понадобишься.
Он решительно взял под руку испуганную девушку и проводил до порога. Закрыв за Нелли дверь, Энгус демонстративно задвинул засов, подошел к лохани и присел на край. Мокрый локон обвился вокруг его пальцев. Он снова залюбовался девушкой, отмечая необычайную гладкость сливочно-белой кожи.
— Ты обвиняешь меня в дерзости, а сам ведешь себя непристойно, — мягко заметила Фиона, немало удивившись, что еще способна связно думать и говорить.
— Дерзость — мужское качество и не пристала женщинам, — тихо ответил он, утонув в изумрудных озерах ее очей.
— Ты намереваешься сидеть здесь, пока я купаюсь? — раздраженно прошипела она.
— Конечно. Ты же не можешь мокнуть здесь до утра, девушка.
Воцарилось молчание, такое тяжелое, что казалось, воздух в комнате сгустился. Фиона сгорбилась, не боясь показаться трусихой. Вскоре вода почти остыла. Фиона чихнула раз, другой, но Энгус ничего не сказал. Подождав еще немного, он встал и, выхватив из чана добычу, с которой ручьями лила вода, завернул ее в полотенце. Фиона от неожиданности онемела.
— Ты совсем рехнулась, девушка! Умрешь от простуды! Подумай хотя бы о сестрах! Им будет лучше здесь, со мной, чем в семьях твоих зятьев!
Он принялся энергично растирать ее.
— Убери руки! — рявкнула Фиона, немного успокоившись. — Я вполне способна справиться сама.
— Но мне нравится делать это, — возразил лэрд, не оставляя своих усилий. — Поскольку тебе предстоит стать моей любовницей, Фиона Хей, пора наконец узнать, чего от тебя ждут. Учти, девушка, что, пока не надоешь мне, ты моя, душой и телом. И будешь делать то, что мне заблагорассудится.
— Ах ты, напыщенный болван! — завопила Фиона, выхватив у него полотенце. — Я обещала тебе девственность за проклятых коров, но ничего сверх этого! Это ты изменил условия — и после того, как мы ударили по рукам!
— Даже невинность Пресвятой Богородицы и то не стоит двадцати голов скота! — загремел Энгус. — Ты, кажется, за дурака меня принимаешь, Фиона Хей?
Схватившись за край, он рванул на себя полотенце и замер. Она поистине ослепительна: нежные груди, тонкая талия и длинные стройные ноги.
— Иисусе, — пробормотал Энгус.
Фиона оцепенела. Внутренний голос предостерегал, предупреждал об опасности, но она почему-то не могла двинуться с места.
Энгус медленно привлек ее к себе и коснулся пылающей щеки. Фиона широко раскрытыми глазами уставилась на него. Во взгляде ни страха, ни сомнения.
— Раздень меня, девушка, — бросил он почти яростно, не допускающим возражений тоном. Фиона дрожащими пальцами развязала ворот его рубашки. — Теперь сними.
Рубашка упала на пол. Энгус стиснул Фиону, наслаждаясь прикосновением ее мягких грудей к обнаженному торсу, и провел кончиками пальцев по упругим полушариям ягодиц.
Сердце Фионы отчаянно колотилось. Перед глазами все плыло. Горло сжало, словно петлей. И девушка, тихо вскрикнув, впервые лишилась чувств.
Энгус Гордон едва успел подхватить ее и, покачав головой, уложил на постель. Если ее отчаянная смелость и позволяла усомниться в добродетели, то сейчас он совершенно точно знал, что Фиона девственна. Выражение ее лица за секунду до обморока как нельзя лучше опровергало всякие подозрения: робкое пробуждение чувственности и беспредельный ужас. Энгус просто не знал, что предпринять. Он попытался припомнить, когда в последний раз лишал девушку невинности. Внезапно его осенило. Он предпочитал иметь дело с опытными женщинами и старательно избегал капризных кокеток, старавшихся подцепить парня на крючок и заставить жениться. Недаром его покойный отец часто говаривал: