— Я не хочу, чтобы ты сегодня выходила в город, — сказал Жосслен жене.
— Верно. — ответила Мэйрин. — Мне надо отдохнуть. Я все еще чувствую слабость от потери крови. Но сегодня отличный день, так что я посижу в саду, среди цветов.
Они вышли вдвоем в сад за домом, благоухавший розовато-белыми цветами яблони. Небо было голубым и безоблачным. Завтра, на коронацию Матильды, наверняка будет отменная погода. Мэйрин и Жосслен стояли под пологом ветвей и долго целовались.
— Когда Бланш вчера набросилась на тебя с ножом, я испугался, что потеряю тебя, колдунья моя, — сказал Жосслен. — Какое-то мгновение я даже не мог сдвинуться с места. Боялся, что не успею подбежать к тебе вовремя, хотя между тем, когда она выхватила нож, и тем, когда ее взяли под стражу, прошло всего несколько секунд.
— Мне показалось, прошло лет сто, — призналась Мэйрин. — Я даже не думала, что она осмелится на такое. Ведь очевидно, что она проиграла.
— Мне от души жаль настоятельницу Святого Илария, которой придется иметь с ней дело, — отозвался Жосслен.
— Да, — согласилась Мэйрин. Она не сказала мужу, что Дагда намекнул ей на то, что убил Бланш де Сен-Бриек. Если Жосслен узнает о смерти Бланш, ему едва ли придет в голову связать это с Дагдой. Мэйрин понимала, чего стоил Дагде этот поступок: ведь с тех пор, как он, бывший воин, в последний раз поднял оружие на человека, прошло очень много лет. Ее огорчало, что ирландец счел необходимым совершить это убийство. И лучше, чтобы Жосслен не знал об этом. Мэйрин не хотела, чтобы Дагда пострадал из-за чрезмерной преданности своей госпоже… Но была ли она чрезмерной? Возможно, Дагда прекрасно знал, что делает. Возможно, он прав. Бланш де Сен-Бриек никогда не колебалась, выполняя принятые решения, даже если бы это причинило боль другому человеку.
— О чем ты думаешь? — спросил ее Жосслен.
— О Бланш де Сен-Бриек, — честно ответила Мэйрин.
— Не стоит. Когда ты о ней думаешь, твое лицо становится злым, — сказал Жосслен. Бросив на землю свой плащ, он сел и потянул за собой жену.
— О чем же мне тогда думать, милорд? — с легкой улыбкой спросила Мэйрин.
— О ягнятах, — прошептал Жосслен, обнимая ее одной рукой. Развязав на ней пояс, он снял с нее тунику и расшнуровал сорочку. Пробравшись рукой под складки мягкого льна, он ласково сжал ее грудь. — Ах, моя сладкая, — пробормотал он, — как ты желанна! Ты не зря называла меня похотливым! Перед тобой невозможно устоять. — Он потер ее сосок большим пальцем и приник к ее губам в страстном поцелуе.
» Как чудесно!«— подумала Мэйрин. Голова ее блаженно закружилась. Каждый раз, когда они занимались любовью, это оказывалось еще лучше, чем в предыдущий раз. И Мэйрин надеялась, что так будет всегда. Когда губы Жосслена сомкнулись вокруг ее напрягшегося соска, между бедер ее стал разгораться огонь желания. Как восхитительны его ласки! Мэйрин погрузила пальцы в волосы Жосслена, прижимая его голову к своей груди.
Свободной рукой Жосслен проскользнул ей под юбки и провел ладонью по шелковистой коже ноги. Мэйрин раздвинула ноги, предоставляя ему свободу действий.
— Ах, я вижу, ты хочешь меня, — прошептал Жосслен, раздвигая пальцами ее нижние губы, чтобы еще сильнее распалить в ней жажду.
— А разве ты не хочешь? — тихонько спросила Мэйрин, пробираясь пальцами под его тунику. Когда ладонь ее крепко охватила его орудие, два пальца Жосслена проникли в ее влажную глубину. Мэйрин почувствовала, как эти пальцы подражают движениям любви, и почти обезумела от этой ласки и от сознания того, что Жосслен желает ее так же сильно, как и она его.
— Возьми меня! — страстно прошептала она. — Скорее!
Жосслен со стоном откинул ее юбки и поднял подол своей туники. Он вошел в нее быстрым, мощным толчком, и Мэйрин в полубеспамятстве впилась зубами в его плечо. Они любили друг друга почти яростно, словно в них вселились демоны. Казалось, они никогда не насытятся.
Скрежеща зубами, Жосслен снова и снова погружался в ее тело. Ногти Мэйрин вонзились в его плечи, она слегка постанывала, двигаясь ему навстречу. Казалось, нет больше ни времени, ни пространства. Остались только двое, сливающиеся воедино в первозданной страсти, и Мэйрин на мгновение подумала, что вот-вот их охватит испепеляющее пламя.
Наконец с победоносным возгласом Жосслен излил семя в ее жадные недра. И когда он устало опустился на ее полуприкрытую сорочкой грудь, он задыхался от подступивших к горлу слез, а Мэйрин, не стесняясь, заплакала от радости. Эти всхлипывания испугали Жосслена, но какое-то мгновение он был еще не в силах пошевелиться. Ему казалось, что из него вытекла вся кровь.
Почувствовав его испуг, Мэйрин попыталась утешить его и слабо погладила по голове; она сама обессилела от этого взрыва страсти.
— Все хорошо, любимый. Все хорошо. Просто я очень счастлива. Я так люблю тебя и так люблю любить тебя!
Жосслен с трудом скатился с нее и, приподнявшись на локте, заглянул в лицо Мэйрин.
— Ах, колдунья моя, ты даришь мне бесконечную радость. Мне даже стыдно, что я люблю тебя так сильно. Мэйрин прикрыла его рот ладонью.
— Не надо стыдиться. Любовь — это благословеннейший из даров всемогущего Господа, мой Жосслен. Пожалей тех, кто этого не понимает, и возблагодари милосердного Господа за то, что Он открыл нам на это глаза. Вся моя жизнь учила меня тому, что любовь — это спасительная милость. Если бы Дагда не любил меня, я была бы мертва уже много лет назад. Если бы мои приемные родители не любили меня, у меня не было бы дома. Если бы Василий не любил меня, я не научилась бы страсти. Если бы ты не любил меня, я не стала бы женщиной. Смерть учит человека скорби, а любовь учит жизни, ибо любить — значит жить. И я думаю, что именно этого желает от нас Господь, мой Жосслен. Он желает, чтобы мы жили для любви! — Она притянула к себе его голову и нежно поцеловала.
Губы ее были мягкими и слегка пахли клубникой.
— Интересно, согласились бы с тобой священники, Мэйрин? В твоих устах все звучит так просто!
— В этом и есть тайна жизни. Простота! — Мэйрин рассмеялась. Приподнявшись на локтях, она оправила юбки. — Советую привести себя в порядок, Жосслен. Если кто-нибудь придет, не стоит пугать его голым задом.
— Когда ты царапала меня и стонала несколько минут назад, ты вовсе не думала о приличиях, забыв всякий стыд. И каждый, кто нашел бы нас в тот момент, был бы потрясен.
— Конечно, ведь ты ревел, как бык на случке, — поддразнила его Мэйрин в свой черед.
— Я не ревел, — обиженно возразил Жосслен.
— Нет, ревел, — поддразнила его Мэйрин. — Да что там, просто рычал!
Сорвав стебелек клевера, Жосслен пощекотал ей нос.
— А тебя это возбуждало?
— А тебя?
— Да. Рядом с такой прелестной рыжей телочкой приятно быть быком. — Отбросив травинку, он сжал длинную прядь ее волос. — Сегодня ночью, — проговорил он, — сегодня ночью на тебе не будет никакой одежды, только эти роскошные волосы. И я снова буду любить тебя — до рассвета! — А потом мы опоздаем в Вестминстер, — шутливо окончила она. — Мы нанесем оскорбление королю и королеве. Как ты объяснишь им это, милорд?