Только сейчас Жосслен понял по-настоящему, какая отвага потребовалась его возлюбленной, чтобы перенести это ужасное испытание.
— Если ты действительно хочешь домой, то поезжай сейчас, пока еще в силах путешествовать. Этот ребенок должен родиться в Эльфлиа.
Мэйрин отрицательно покачала головой. — Нет. Не важно, где он родится, так же не важно и то, где он был зачат. Я ведь тоже хочу отомстить Эрику. Я хочу увидеть, как ты убьешь его. Я хотела бы сама его убить!
— Король Малькольм устроит турнир только после того, как отпразднует рождение своего сына и свадьбу Кристины. Июнь уже на носу. Ты сказала, что должна разродиться к Михайлову дню. А на все эти торжества уйдет не меньше двух месяцев.
— Тем больше причин для меня остаться здесь, Жосслен. Разве мы и так не были разлучены слишком долго?
— По крайней мере Эрик Длинный Меч больше не будет нам досаждать, — сказал Жосслен. — Король приказал бросить его в темницу и держать там до поединка.
— Почему же ему пришло в голову сделать это только теперь? — раздраженно спросила Мэйрин. — До сих пор король позволял ему ходить на свободе и повторять все это мерзкое вранье.
— Эрик утверждал, что женат на тебе, Мэйрин. Ты отрицала, но доказательств у тебя не было. А теперь дело улажено, поскольку я привез с собой свидетельство о заключении брака. Потому-то король и приказал заточить этого негодяя.
— Отлично! — воскликнула она таким довольным тоном, что Жосслен не удержался от смеха.
— Мне почти жаль этого человека, — проговорил он.
— Это потому, что я снова с тобой, — самодовольно сказала Мэйрин, и Жосслен снова рассмеялся.
— Да, — согласился он и, к своему удивлению, почувствовал, как разгорается в нем желание. — Мы теперь снова вместе, колдунья моя. И чем же мы займемся?
Мэйрин обольстительно улыбнулась. Жосслену показалось, что улыбка ее за время разлуки сделалась еще прелестнее, чем раньше.
— Ты проделал долгий путь, Жосслен, — сказала она. — Уверена, что тебе сейчас больше всего необходимо искупаться и хорошо отдохнуть. Я позабочусь об этом.
И Мэйрин торопливо принялась за дело, велев слугам принести большую дубовую лохань для королевского гостя. Целая вереница исполнительных слуг сновала взад-вперед по крошечной прихожей, нося ведрами воду и наполняя лохань; служанка королевы принесла кусок мыла для Жосслена. Когда все посторонние ушли, Жосслен разделся и устроился в лохани. Мэйрин вышла из спальни в одной сорочке, чтобы помочь ему вымыться.
Опустившись на колени рядом с лоханью, она взяла мыло, обмакнула его в горячую воду и начала медленными круговыми движениями намыливать широкую грудь мужа. Оба хранили молчание. От груди Мэйрин перешла к плечам и шее, оттерла их от дорожной пыли и ополоснула чистой водой. Затем принялась мыть ему спину, опустилась до самых ягодиц и заставила его слегка приподняться.
Кожа ее раскраснелась от пара, ткань сорочки прилипла к груди. Соски теперь были хорошо видны, и Жосслен возбудился еще сильнее от этого зрелища. Мэйрин уже намылила его мускулистый живот и перешла к затвердевшему и напрягшемуся от желания мужскому орудию.
— Не забудь про ноги, — стиснув зубы, напомнил ей Жосслен.
— Ну что ты, разве я могу забыть?! — воскликнула Мэйрин и, погрузив обе руки в лохань, намылила сначала одну его ногу, затем другую, а потом игриво потерла ступни и между пальцами ног.
Жосслен уже готов был выпрыгнуть из воды и наброситься на нее, но Мэйрин его опередила, принявшись изо всех сил натирать мылом его грязную шевелюру.
— Пощади! — взмолился он. — Чем тебе не угодила моя бедная голова?
— Я должна позаботиться обо всех частях твоего тела, милорд, — с шутливой чопорностью ответила Мэйрин и опрокинула ему на голову ведро теплой воды и ведро холодной. — Вот теперь, — удовлетворенно проговорила она, — ты снова можешь показаться в приличном обществе, Жосслен де Комбур!
Мэйрин отступила от лохани. Жосслен с улыбкой поднялся на ноги, взял из ее рук полотенце и вытерся насухо. В прихожей было прохладно, но, вернувшись в спальню, Жосслен обнаружил, что Мэйрин предусмотрительно закрыла деревянные ставни на единственном окне и развела огонь в небольшом угловом камине. В комнате стоял полумрак. Когда глаза Жосслена привыкли к тусклому свету, он увидел, что Мэйрин уже разделась и уютно устроилась на широкой кровати. — А теперь милорд, исполнив один свой супружеский долг и вымыв вас дочиста, я готова исполнить и другой, если вы того пожелаете.
Взгляд Жосслена задержался на ее соблазнительном теле. Живот ее нежно округлился от беременности; почему-то сейчас она показалась Жосслену даже более желанной, чем прежде. Мэйрин была бесконечно прекрасна, и даже крошечное подозрение, все еще копошащееся где-то в закоулках его души, не могло бы погасить вспыхнувшую в нем страсть.
Мэйрин лежала, опершись на локоть, и глядела на него, явственно различая в полутьме, какие чувства она вызывает в своем вновь обретенном супруге. Фиалковые глаза ее остановились на его горделиво поднявшемся орудии, и она с улыбкой спросила:
— Или вы предпочтете на этот вечер какую-нибудь служанку, милорд?
— О нет, колдунья моя! — с жаром возразил Жосслен и опустился рядом с ней на кровать. Губы их встретились в нежном поцелуе. Бережно перевернув Мэйрин на спину, Жосслен стал ласково целовать ее щеки и глаза, ее подбородок, затем добрался до мочки уха и осторожно сжал ее зубами.
Мэйрин впервые за много месяцев почувствовала, что может вполне расслабиться. Долгой разлуки словно и не бывало. Она вздохнула от нахлынувшего на нее блаженства. Жосслен, услышав этот вздох, тихонько погладил ее по голове.
— Для меня не существует других женщин, кроме тебя, колдунья, — прошептал он ей на ухо. Губы его спустились по ее плечу к груди, ставшей особенно чувствительной от беременности. Он поцеловал напряженные маленькие соски и принялся лизать их по очереди. Затем руки его легли ей на живот и тут, к своему изумлению, Жосслен почувствовал слабое трепыхание ребенка.
— А он уже здорово брыкается, этот малыш! — удивленно проговорил Жосслен.
— Он должен быть сильным, любовь моя, — ответила Мэйрин, взглянув ему в лицо.
— Мы займемся любовью, — сказал Жосслен, — но только если это не повредит ему.
— Мы ведь не повредили Мод! Вообще я думаю, что наша любовь для ребенка только полезна.
Мэйрин раздвинула бедра, и Жосслен, коснувшись пальцами ее лона, обнаружил, что она уже готова принять его. Он проник в нее со всей возможной нежностью, и радостное выражение, появившееся на ее лице, едва не заставило его расплакаться от счастья. Ее фиалковые глаза внезапно показались ему огромными; всмотревшись, Жосслен заметил, что они тоже блестят от слез. Он понял, что Мэйрин переживает их долгожданную встречу так же глубоко, как и он. И они продолжали ласкать друг друга, пока не воспарили в чудесный мир, ведомый лишь тем, кто познал любовь.