Жертва ее колдовства. Едва не плача, он отпрянул от нее и вылетел из большой спальни в одних лишь чулках.
Уинн вновь охватила дрожь. Она промерзла до костей и ослабла. Эдвин всегда говорил, что его старший сын суеверен, как и леди Милдред.
Уинн воспользовалась сегодня этой слабостью, но сколь долго она могла идти по этому пути, ей было неведомо. Господи, она так промерзла, и груди опять начали болеть. Сколько еще ей здесь лежать, думала она. И вдруг на лестнице раздался звук мягких шагов.
На мгновение в дверях появилась женская фигура, и Эдит бросилась к ней.
— С тобой все в порядке, Уинн? — Не дожидаясь ответа, она наклонилась и стала развязывать веревки. — Кэдерик пришел весь в гневе.
На нем была рубашка и чулки. Он потребовал, чтобы Бирангари и остальные обслуживали его. Что произошло? Он только и делал, что бормотал о проклятиях и ведьмах Когда я уходила, он собирался избить бедную Хейзел ни за что. Матерь Божья! Ты вся замерзла! — Она вынула из сундука, стоявшего в ногах кровати, рубашку и надела ее на Уинн.
Потом шерстяную нижнюю тунику. — В зале никого нет, и жарко топятся очаги. Пойдем, ты отогреешься.
Вдвоем они спустились в зал, и Уинн села на скамью у главного очага, а Эдит в это время налила ей кубок вина.
— Держи, — сказала жена нового тана, протягивая Уинн кубок. — Тебе будет лучше, когда ты его выпьешь.
Уинн выпила вино и, посмотрев на Эдит, спросила:
— Ты знала, что он собирается схватить меня сегодня утром?
Эдит отрицательно покачала головой.
— Если б я знала, то предупредила бы тебя, — искренне ответила она. — Ему ведь не удалось добиться своего, правда?
— Да, — ответила Уинн, слегка улыбнувшись. — Мне очень жаль, что бедняжке Хейзел попадет за меня.
— Чем ты привела его в такую ярость? Я никогда не видела его в таком состоянии.
— Я сказала ему, что наложила проклятие на его детородный орган.
Я вспомнила, что Эдвин когда-то сказал, что Кэдерик суеверный. Вот я и подумала, что в такой обстановке мне удастся лишить его присутствия духа, если я сделаю вид, что проклинаю его.
Эдит кивнула.
— Да, Кэдерик суеверен, это ты хорошо придумала, но боюсь того, что будет завтра. Он не тот человек, чтобы легко смириться с поражением. Однажды его сбросила молодая лошадь, он снова поймал ее, сел и скакал до тех пор, пока не загнал. Она после этого едва годилась даже для повозки. Мой муж — жестокий человек Он не простит тебе, Уинн.
Ты поразила его в самое уязвимое место.
Уинн немного согрелась, и кровь быстрее побежала по телу.
— Эдит, — сказала она, посмотрев подруге прямо в лицо, — мне все равно, простит меня Кэдерик или нет. Все, что я прошу, это оставить меня в покос и выполнить обещание, данное Эдвину по отношению к Аверел и Арвелу.
— Он сдержит слово, — ответила Эдит. — Я прослежу за этим, но я боюсь за тебя, Уинн. Кэдерик найдет способ отомстить тебе, можешь быть уверена. Нам остается только ждать.
— Я вдова его отца, он не может со мной плохо обращаться. Сегодня он попытался; и ему это не удалось. Среди наших людей пойдут разговоры, и Кэдерику не захочется надолго оставаться предметом их насмешек Его «я» велико. Он постарается, чтобы о случившемся забыли, а самый быстрый способ добиться этого — сделать вид, что ничего не произошло. Не обращать внимания. Если он так и поступит, насмешки быстро прекратятся.
— Дай Бог, чтобы так оно и было, Уинн, — озабоченно сказала Эдит, — но боюсь, что этого не произойдет. Кэдерик не забудет.
На следующий день Уинн расстроилась, увидя Хейзел с подбитым глазом, а Дагиан — всю в синяках.
— Приходите ко мне в аптеку, я полечу вас.
— Несправедливо, что мы должны страдать из-за твоего поведения, — жаловалась Дагиан, когда Уинн успокоительным эликсиром смазывала ее больные руки.
— Да, это несправедливо, — согласилась Уинн, — но я не могу дать Кэдерику детей и не позволю совершить над собой насилие. Мне очень жаль, что вас избили, но это не я била вас, а Кэдерик Этельмар. Вините его, а не меня!
Дагиан с горечью вздохнула.
— Я знаю, — сказала она.
В течение нескольких следующих дней в Элфдине воцарился тревожный мир. Женщины, занимаясь своими обычными делами, двигались по дому боязливо и тихо. Кэдерик едва глядел на Уинн и остальных женщин.
Но вот однажды вечером, когда все сидели за столом, новый тан сказал:
— Чтобы Элфдин оставался процветающим поместьем, мы должны все нести бремя хозяйственных забот и приносить пользу дому. — Его холодный резкий взгляд остановился на Уинн. — Ты, госпожа, ты и твои дети берете много, а отдаете мало.
— Я домашний лекарь, мой господин, — ответила она кротко, не желая вызывать его гнев. В последние дни Кэдерик был переменчивым, как никогда. Этот разговор был начат им неспроста, но она не знала, к чему клонит Кэдерик — И что же ты делаешь как целительница? — спросил он почти вежливо.
— Я собираю и выращиваю травы. Выкапываю лекарственные корни и ищу кору для целебных примочек Я готовлю все необходимые микстуры и отвары, лечу ушибы, раны и вообще забочусь о больных, — ответила Уинн. — На это уходит много времени, мой господин. Нет ни одного дня, когда бы я не была занята.
Он наморщил лоб, изображая сосредоточенность, потом глубокомысленно произнес:
— Ты можешь выкапывать корни и собирать травы только в теплое время года. Достаточен ли запас лекарств в твоей аптеке, уэльская женщина? Ты готова к любой неожиданности?
— Да, мой господин. У меня в аптеке достаточно лекарств, которые только и ждут, чтобы из них приготовить целебные смеси, — правдиво ответила Уинн.
— Понятно, — почти промурлыкал Кэдерик, и внезапно все женщины за столом насторожились в ожидании, что будет дальше. Новый тан широко улыбнулся. — Как мне кажется, ты делаешь мало, чтобы отплатить за свое содержание и содержание твоих детей. За мою сводную сестру я беру ответственность на себя и не собираюсь от нее уклоняться, но твой сын — это другое депо. При нем состоит крепостная Шта, которая могла бы работать в поле. Как ты расплатишься со мной за его содержание и потерю Гиты?
Вопрос поразил Уинн. Что ему отвечать? Она — вдова его отца и по всем законам не обязана отчитываться ни за себя, ни за детей, ни за пользование крепостными.
— Ты отказываешься принести мне ребенка, госпожа. Ты прокляла само мое мужское естество. Придешь ли ты ко мне по доброй воле, если я буду обращаться с тобой ласково? Возможно ли это?
— Никогда! — Слово сорвалось с губ прежде, чем она успела подумать. Она быстро постаралась смягчить свою резкость. — Кэдерик Этельмар, пожалуйста, пойми меня. Я любила твоего отца, и, хотя я сочувствую твоему трудному положению, отдаться тебе — значит предать память Эдвина. Я не могу предать человека, любившего меня, который был так добр ко мне и чью дочь я родила.