Последовало долгое молчание, после чего дамы затараторили одновременно:
— Святая Матерь Божья, как он красив!
— Его борода так щекочется!
— Королеве она не нравится, — вставила Филиппа. — Он отрастил бороду только потому, что король Франциск хвалится своей.
Сестры принялись охать и ахать, восхищенные столь интересным сообщением. Теперь они своими глазами увидели, как королевская чета обращается с их будущей невесткой. Словно с высокопоставленной особой, а не с какой-то девицей из Камбрии. У каждой были дети, которым через несколько лет непременно понадобится протекция при дворе. И возможно, Филиппа сумеет ее оказать! Да, ничего не скажешь, удачная партия!
— Не хотят ли дамы полюбоваться королевской баркой? — осведомился Уильям Смайт. — Она как раз отплывает от причала милорда.
Леди Марджори и леди Сюзанна бросились к окнам, выходящим на реку, и снова принялись восхищаться. И в самом деле королевская барка с гребцами в зеленых ливреях Тюдоров выглядела великолепно.
— Никогда раньше не видела подобной!
— И больше не увидишь.
— А где король, Сюзанна?
— Увы, они задернули занавески, — вздохнула та.
Лорд Кембридж снова вошел в зал и поцеловал Филиппу.
— Ты уже выглядишь усталой, — заметил он, — а день едва начался. Пойди с Криспином в сад, подышите свежим воздухом.
— На дожде? — вздохнула девушка.
— Дождь перестал. Из-за туч даже показался краешек солнца, — сообщил он и многозначительно добавил: — Иди, Филиппа, и не забудь: через два дня твоя свадьба.
— Как получается, что ты знаешь меня лучше, чем я себя? — шепнула она, а лорд Кембридж, с улыбкой подмигнув, сказал графу:
— Думаю, небольшая прогулка вам обоим не помешает. Я пошлю за вами слугу, когда накроют на стол.
Криспин молча взял Филиппу за руку и увел из зала.
— Принеси мне плащ и пошли Люси за плащом госпожи, — велел он слуге и, дождавшись, когда тот ушел, сжал плечи Филиппы и нежно поцеловал ее. — Знаешь, Филиппа, сколько времени мы не целовались! Или тебе противны мои поцелуи, малышка?
Его серые глаза пристально смотрели в ее зеленовато-карие, и Филиппа растерялась.
— Нет, милорд, наоборот, нравятся, но я не хочу, чтобы меня посчитали бесстыдницей.
— Тебя можно считать кем угодно, Филиппа, только не бесстыдницей. Твое поведение до сих пор было безупречным, — заверил он, крепче сжимая объятия. Ему нравилось ощущать в своих руках это маленькое упругое тело.
— Но ведь тебе рассказали об этой неприличной истории в Наклонной башне… — начала она.
— Я уже слышал подробности и сказал, что нахожу это забавным. Недаром тебя считают самой добродетельной из фрейлин королевы.
— Откуда тебе знать?
Что за аромат исходит от его бархатного колета! Он выглядел таким элегантным в своем темно-красном бархате. А шоссы! Самые модные, черно-белые!
— Я расспрашивал, — признался он. — За тридцать лет я вполне усвоил, что лучший способ узнать ответ — задать вопрос.
— Вот как? — пробормотала Филиппа, чувствуя себя глупышкой.
— Ваши плащи, милорд, — окликнул слуга.
Они оделись и вышли в сад лорда Кембриджа. Дождь действительно прекратился, а сквозь облака проглядывало солнце.
— О, смотри! — вскрикнула Филиппа, вытягивая руку. — Радуга! Хорошая примета! Да еще в такой день!
Криспин пригляделся, увидел широкую семицветную арку, перекинутую через Темзу, и улыбнулся:
— Действительно, добрая примета в день нашего обручения!
— Боишься? — внезапно спросила она.
— Чего именно? — удивился он.
— Брака. Нашего брака. Мы не знаем друг друга.
— Узнали бы хоть немного, не избегай ты меня последние несколько недель, прикрываясь мифическим долгом! Только не говори, что была очень занята! Ты делала это нарочно, и я не понимаю почему. Вспомни, ты с самого начала согласилась на этот брак.
— Знаю, — вздохнула Филиппа. — Согласилась, а потом испугалась. Ты титулованный дворянин. И как можешь меня любить? Тебе нужна только земля.
— Будь это разумным, Филиппа, я отказался бы от Мелвила, чтобы доказать тебе обратное. Но мне нужны эти пастбища. Кроме того, все браки заключаются по тому или иному расчету. Чувство, называемое любовью, не имеет с подобными союзами ничего общего. Но мы еще можем полюбить друг друга, малышка. А пока неплохо бы нам стать друзьями. Король великодушно разрешил нам побыть вместе. Через несколько дней мы отправимся в Брайарвуд. И я покажу тебе твой новый дом.
— Но мы же едем во Францию! Я обещала сопровождать королеву! — запротестовала Филиппа.
— Так и будет, дорогая. Мы будем в Дувре в назначенный день и проведем лето во Франции, прежде чем вернуться домой, навестить твою мать и провести зиму в Брайарвуде.
— Но мы должны появиться во дворце к Рождеству, — напомнила она.
— Если только ты не забеременеешь, — кивнул он.
— Ребенок? — вскинулась Филиппа.
— Цель любого брака — дети, — торжественно объявил он. — Мне необходим наследник. Если ты окажешься столь же плодовитой, как твоя мать, я получу от тебя нескольких сыновей.
Филиппа остановилась как вкопанная и, опомнившись, сердито топнула ногой.
— Не смей говорить обо мне как о племенной кобыле!
— Племенная или нет, это будет видно, — сухо ответил он. Серые глаза внезапно похолодели.
— Ты обещал подождать, — напомнила она.
— Я ждал. Почти месяц, пока ты из кожи вон лезла, чтобы отделаться от моего общества! Ни поцелуя, ни ласки! Но послезавтра, малышка, ты исполнишь свой супружеский долг! Понятно?
— В жизни не видела более надменного человека! — яростно фыркнула она.
— Возможно, — засмеялся граф, рывком притягивая ее к себе. — Твоим губам, Филиппа, можно найти куда лучшее применение, чем постоянные перепалки!
И, опустив голову, он завладел ее ртом в жадном поцелуе.
Сначала ее кулачки бешено барабанили по его спине. Поцелуй лишил ее сил, и голова кружилась. Но ей понравилось. О да, понравилось, и очень!
Плотно сжатые губы смягчились, кулачки разжались.
Он поднял голову. Его глаза переливались расплавленным серебром.
— Ты так жаждешь любви, Филиппа! Почему же противишься? Я не буду жесток с тобой!
— Мне нужно узнать тебя лучше, прежде чем предложить свои тело и душу, — пробормотала она, почти не отнимая губ.
— У тебя есть эти два дня, малышка. Больше времени не остается, — объявил он, утаскивая ее в тень большого подстриженного куста и усаживая на мраморную скамью. И начал целовать ее снова… один поцелуй перетекал в другой, пока у нее не распухли губы. Ловкие пальцы ослабили шнуровку ее корсажа, проникли за вырез, найдя и лаская сладкие яблочки грудей.