— Муж, который умирает, — нагло заявил мальчишка. — И ты, и Фрайарсгейт скоро перейдут ко мне!
Он стоял, расставив ноги и злобно пялясь на нее.
— Он дурно воспитан, дядя, — заметила Розамунда, игнорируя Генри-младшего. — Неужели ты не порешь его?
Впрочем, это и так ясно.
Она уселась у камина, жестом приглашая дядю сделать то же самое.
Застигнутый врасплох холодным обращением, Генри Болтон тяжело плюхнулся на стул.
— Парень просто чересчур боек, вот и все, — оправдывал он сына. — Когда-нибудь вырастет хорошим человеком! Вот увидишь!
— Возможно, и увижу. Ну а теперь, дядя, расскажи, что привело тебя во Фрайарсгейт? Прошло много лет с тех пор, как мы виделись в последний раз.
— Неужели я не могу навестить свою племянницу после долгой разлуки и привезти юного Генри, чтобы он познакомился с будущей женой? — обиженно запротестовал Болтон.
— Ты ничего не делаешь без причины, дядя. Это я усвоила едва ли не с детства. Ты не был здесь бог знает сколько времени, считая, что Хью присмотрит за всеми делами и позаботится о поместье. Теперь же, узнав о болезни моего мужа, сразу примчался, захватив с собой избалованное отродье, дабы увидеть своими глазами, что творится в этом доме, — резко парировала она.
— Думаю, это тебе необходима хорошая трепка, Розамунда! — прорычал Генри. — Как ты смеешь говорить со мной подобным тоном?! Я твой опекун.
— Ты отказался от своих прав, когда выдал меня замуж, — отрезала она.
— А когда твой муж умрет, ты снова станешь моей подопечной, — пригрозил Генри, — так что лучше тебе прикусить язычок, пока не поздно. Я привез с собой брачный контракт, и ты его подпишешь. Когда придет время, на нем поставят дату, но твоя подпись появится сегодня. Не позволю, чтобы кто-то украл тебя и Фрайарсгейт у меня из-под носа после того, как я был так терпелив!
— Я ничего не стану подписывать без разрешения мужа, — отказалась Розамунда. — Если попытаешься принудить меня, я пожалуюсь церкви. Вряд ли святые отцы одобрят твое самоуправство, дядюшка. Я больше не тот перепуганный покорный ребенок, которого можно сломить угрозами. А, вот и вино. Выпей, дядюшка. Ты выглядишь положительно взволнованным и побагровел, как вареная свекла.
Она поднесла свой кубок к губам и деликатно пригубила.
На какой-то момент глаза Генри Болтона застлало красной пеленой, но, последовав совету племянницы, он залпом выпил вино, пытаясь успокоиться и не обращать внимания на стук крови в ушах. Девушка, сидевшая перед ним с таким уверенным видом, была более чем просто смазлива.
И разве старая графиня Ричмонд родила короля Генриха VII не в тринадцать лет? Его племянница больше не дитя. Она уже почти женщина, к тому же обладающая волей и сильным характером. Как, черт возьми, все это произошло за каких-то шесть лет?
Сердце Генри неожиданно стиснула безжалостная лапа.
Но он попытался взять себя в руки. Янтарноглазая сучка спокойно взирала на него.
— С тобой все в порядке, дядя? — сочувственно спросила она.
— Я хочу видеть Хью, — потребовал он.
— Разумеется, но тебе придется подождать, пока он проснется. Хотя его ум по-прежнему ясен, сил осталось мало.
Он почти все время спит. Я немедленно сообщу о твоем прибытии, как только он откроет глаза.
Розамунда поднялась, расправляя юбки.
— Грейтесь пока у огня, а я велю принести еще вина.
Сейчас мне придется вас оставить.
— Куда ты идешь? — прохрипел Болтон.
— У меня много работы, дядя.
— Какой еще работы? — взорвался он.
— Настала весна, а весной всегда дел немало. Я должна подвести счета за месяц, распорядиться о вспашке, проверить, сколько семян понадобится для посева. Да и ягнят родилось больше, чем ожидалось. Нужно расчистить новый луг, засеяв травой, чтобы хватило для всех овец. Я не какая-нибудь изнеженная леди, у которой только и занятий что сидеть у огня и развлекать гостей.
— Но к чему тебе все это? — прошипел Генри.
— Я хозяйка Фрайарсгейта, дядюшка. Не мог же ты ожидать, что я всю жизнь просижу за вышиванием, ткацким станком да буду с утра до вечера варить мыло и солить мясо!
— Но все это занятия, подобающие женщинам, черт побери! — не выдержал Болтон. — Именно им и надо посвятить свое время! Тебе следовало оставить мужчинам управление поместьем!
Его лицо снова налилось синевато-фиолетовой краской.
— Вздор! — как ни в чем не бывало возразила Розамунда. — Но чтобы успокоить тебя, дядя, могу поклясться, что умею делать все вышеперечисленное. Однако Фрайарсгейт принадлежит мне, и мой долг, как владелицы поместья, — заботиться о благополучии моих людей. Ненавижу леность и праздность.
— Я хочу поговорить с Хью! — почти завопил Генри.
— Обязательно, дядюшка, в свое время, — преспокойно ответила Розамунда, не повышая голоса, перед тем как покинуть зал. Позади раздавались протестующие крики Болтона и капризный визг его сыночка:
— Она противная, отец, противная! Я хочу другую жену!
— Заткни свой рот! — бешено заорал Генри на своего наследника.
Розамунда, ехидно усмехаясь, поспешила к мужу, который и в самом деле отдыхал в своей спальне. Заметив проходившую мимо служанку, она приказала:
— Найди Эдмунда Болтона и пошли его в покои хозяина. Пусть не показывается в зале, где сидит мой дядя.
Женщина понимающе кивнула и помчалась выполнять поручение.
Войдя в комнату, Розамунда застала Хью сидящим в кровати. Он сильно похудел и осунулся, но яркие голубые глаза по-прежнему оставались проницательными и полными интереса ко всему окружающему.
— Я слышал, у нас гость, — сказал он с легкой улыбкой.
Розамунда рассмеялась.
— Клянусь, милорд, вы узнаете все куда раньше меня, — заметила она, садясь на мужнину кровать. — По-моему, Хью, среди наших людей есть доносчик. Я велела Эдмунду найти его. Только у нас не один гость, а два. Дядя привел ко мне очередного муха.
— И тебе он понравился, Розамунда? — поддразнил Хью с лукавой улыбкой, изогнувшей его тонкие губы.
— Спесивое, тупоголовое, избалованное отродье, судя по всему, что я видела. Пыжится, как дворовый петушок, при всем том, что ненамного его перерос.
Хью рассмеялся, но тут же закашлялся, отстраняя поднесенную Розамундой чашку:
— Нет, девочка, ни к чему это.
— Хочешь сказать, что тебе это не нравится, — мягко упрекнула она, — но травяной настой и в самом деле унимает твой кашель, Хью.
— И на вкус хуже болотной воды, — добродушно проворчал он, но все же выпил несколько глотков снадобья, чтобы угодить жене.