— Эйден, я не сделал ничего дурного. В чем бы там ни было дело, все быстро прояснится. Теперь помоги мне переодеться и принеси увесистый кошелек. Мне не хочется возвращаться в летний Лондон. По крайней мере в этой чертовой тюрьме я не буду испытывать неудобств.
Эйден засмеялась. Она с облегчением видела его недовольство после той безупречной вежливости, с которой он общался с капитаном королевской гвардии.
— Я соберу чистое белье, мой дорогой, и предупрежу Клуни. Я хочу, чтобы он поехал с тобой. — Уже успокоившись, Эйден быстро занялась делами, собрав для мужа небольшой узел с чистыми чулками и другими предметами личного туалета, щетками для волос и зубов и игральными костями, которые могли бы развлечь его. Потом поспешила разыскать Клуни.
Однако Бил уже предупредил его о тревожных событиях.
Когда Эйден вернулась в большой зал, он был уже в сапогах и ждал своего хозяина. Она отозвала его в сторону.
— Ты знаешь?
— Да, и мне тоже интересно знать, в чем тут дело, миледи. Я пошлю вам весточку, как только смогу. Слугам разрешается входить и выходить из Тауэра по их усмотрению. — Он поколебался минутку, а потом сказал:
— Присмотрите за Мег, прошу вас, но Бога ради, миледи, не говорите ей, что я просил об этом. Если вы сделаете это, мне живым не быть. Эта ваша старуха так сварлива.
Эйден подавила улыбку. Она знала, что Клуни нравится Мег больше, чем она призналась бы в этом, и ей было приятно, что слуга Конна испытывал ответные чувства.
— Ты хороший человек, Клуни, — спокойно сказала она. — Присматривай за милордом и следи, чтобы у него не, было неприятностей.
— Я постараюсь, миледи.
После этого Эйден поспешила в контору поместья и из потаенного места достала кошелек для мужа. Она наполнила его серебром, однако добавила десять золотых монет. Потом, после некоторого раздумья, взяла кошелек поменьше, чтобы дать его Клуни на случай острой необходимости, и когда снова вернулась в зал, дала ему надлежащие приказания.
Конн уже ждал ее, и она отдала ему кошелек, который он положил в камзол. Он стоял в дорожном платье, в высоких, крепких башмаках, расшитом коричневом камзоле, который был застегнут на несколько пуговиц, как и его шелковая рубашка с распахнутым воротом, надетая под камзол. В руках он держал длинный плащ.
— Где твои перчатки для верховой езды? — спросила она. — Ты же не можешь ехать всю дорогу до Лондона без них, Конн.
— Они со мной, Эйден, — сказал он ласково и показал их ей.
— Надолго ли? — прошептала она.
— Не знаю, но что бы там ни было, это не серьезно. Думаю, что ненадолго.
— Я люблю тебя, — тихо сказала она.
— Я люблю тебя, — сказал он, а потом, притянув ее к себе, страстно поцеловал. Он провел губами по ее губам, как будто запоминая их. — Береги ребенка, — приказал он, а потом, отпустив ее, крупными шагами вышел из зала.
— Конн!
Он остановился и повернулся.
— Оставайся здесь, Эйден, — приказал он. — Я не хочу, чтобы моим последним впечатлением от дома была ты, машущая мне рукой на прощание. Я скорее предпочел бы, чтобы моим первым впечатлением при возвращении домой была ты, поджидающая меня на пороге.
Она кивнула, полностью понимая его.
— Удачи тебе, милорд, — крикнула она, — и пусть Бог вернет тебя в целости домой, ко мне.
Послав ей легкий воздушный поцелуй, он повернулся и торопливо вышел из дома. Проклятие, но он готов был расплакаться и, конечно, не хотел, чтобы она увидела его слезы.
Они сели на лошадей.
— Вы поедете рядом со мной, милорд, — сказал капитан гвардии. — Меня зовут Уильям Стендиш.
Конн кивнул.
— Благодарю вас, капитан Стендиш. Они еще не доехали до конца подъездной аллеи, когда увидели двух человек, галопом скакавших через поля и криками призывая их остановиться.
— Это моя сестра и ее муж, лорд и леди де Мариско, — сказал Конн.
— Клянусь Богом, милорд, — сказал Уилл Стендиш с улыбкой, — новости распространяются в деревне быстрее, чем при дворе.
— Вероятно, один из слуг выехал к ним в ту же секунду, как только мы узнали о цели вашего приезда, — сказал Конн. — У нас дружная семья.
Скай и Адам близко подъехали к Конну и его эскорту, и Скай крикнула:
— Что это означает, Конн? Это правда, что ты арестован? Почему? Мне помнится, ты сказал, что ваша поездка в Лондон была удачной и что она снова милостива к вам.
Капитан Стендиш раскрыл рот, увидев красивую женщину. Он слышал рассказы о Скай О'Малли, но не ожидал, что она может быть так прекрасна, а это было именно так.
— Скай, беру Бога в свидетели, но я не знаю, что происходит. Я понятия не имею, почему меня арестовали, и не надо изводить этого беднягу капитана, потому что он тоже не знает.
— Не знает или не хочет сказать, — огрызнулась она. — Неужели эта женщина никогда не оставит нашу семью в покое? Я еду в Лондон с тобой!
— Нельзя, Скай. Тебе запрещено появляться в Лондоне и при дворе. Адам, урезонь ее! Ты же ее муж! Адам де Мариско громко крякнул.
— Я чрезвычайно ценю твою уверенность в моей способности справиться с твоей сестрой, Конн, но тебя ведь не проведешь! Однако в этом конкретном случае я собираюсь сделать все, что смогу. — Он пристально посмотрел на жену. — Послушай меня, девочка, твой брат прав, беспокоясь о тебе. Королева выслала тебя сюда с глаз долой. Если бы она захотела увидеть тебя по этому делу, она бы потребовала твоего приезда. Она еще может это сделать. Если она поступит так, ты сможешь ехать в Лондон, но сейчас ты останешься дома и будешь присматривать за обеими дочерьми, которым ты нужна гораздо больше, чем Конну. Я провожу Робина и Патрика до места их службы и посмотрю, что смогу узнать.
— Но…
— Никаких «но», Скай! Ты думаешь, что можешь помочь своему брату, оскорбляя королеву?
— Скай, присмотри, пожалуйста, за Эйден. Она очень испугана. Вся ее жизнь прошла так спокойно, и я боюсь и за нее, и за ребенка, — попросил Конн сестру.
— У тебя есть деньги? — требовательно спросила она. — Чтобы выжить в этом чертовом Тауэре, требуется состояние.
Он кивнул, улыбнувшись ей.
"Как они похожи», — подумал капитан Стендиш, видя, как она отвечает улыбкой на улыбку.
— Тогда да поможет тебе Бог, братец, и если эта женщина тронет хотя бы волос на твоей голове, я…
— Скай! — предостерегающе оборвал ее Адам, и она, слегка скривив рот, замолчала и, повернув свою лошадь, ускакала галопом.
— Не волнуйся, Конн. В скачке гнев ее спадет и страхи за тебя улетучатся, прежде чем она доберется до дома. Скай позаботится об Эйден, а я буду в Лондоне к концу недели, приятель. — Он протянул большую руку, и Конн пожал ее такой же большой лапой.