— Не сожалей о своих словах. Такой уж я человек: женщины всегда делились со мной своими горестями. Теперь я понимаю, почему твой отец так разговаривал со мной. Он человек резкий, но хотел сказать мне правду.
Девушка встала у кровати на колени и подняла к лорду Бурку свое личико.
— Извините меня, сеньор Найл Я понимаю, как тяжела для вас потеря невесты, но Богу угодно, чтобы вы жили. Мы оба станем молиться за бессмертную душу Скай, но вы должны обещать мне, что теперь будете бороться за жизнь.
Найл Бурк, тронутый заботой девушки, положил свою громадную ладонь на ее ручонку:
— Хорошо, Констанца, обещаю. Но и ты обещай мне помочь.
Маленькая рука дрожала под его ладонью, краска бросилась девушке в лицо, а ресницы опустились на щеки.
— Если вам угодно, — ответила она, освобождая руку.
За несколько недель он окреп. Лихорадка наконец отступила, проснулся аппетит. Сначала он ходил по комнате, потом наступил день, когда он решился выйти в сад. Этот миг в его теперешней жизни стал самым счастливым Они с Констанцей в сопровождении Аны устроили на траве пикник: маленькие пирожки с мясом, зеленый виноград запивали изысканным розовым вином. Найл рассказывал женщинам, как был мальчишкой и какие шалости вытворял. Впервые он услышал радостный смех Констанцы, когда говорил об особенно забавных юношеских проделках. Он стал спать по ночам: кошмары, в которых он спасал от берберийских пиратов Скай, начали бледнеть.
В столицу Мальорки Пальму вернулся флот О'Малли. Несколько месяцев команда провела в Алжире в поисках госпожи, но моряки вынуждены были уплыть, не получив никаких сведений. Тем не менее дей предоставил клану О'Малли богатые концессии. Обнаружить Скай среди живых не оставалось надежд, и флот вскоре должен был отправиться в Ирландию под предводительством капитана О'Малли, а Найла признали для плавания еще недостаточно окрепшим.
Лорд Бурк доверил Иниса Мак-Гвайру и сел за письмо отцу. Излив свое горе, он завершил его просьбой. «Не заключай для меня никаких брачных контрактов. Вскоре я исполню свой долг перед семьей». Потом со странным чувством утраты он попрощался с Мак-Гвайром и наблюдал с террасы губернаторского сада, как корабли флота О'Малли выходят в открытое море.
Найл редко видел хозяина и был этому рад: холодный испанский дон не доставлял ему удовольствия своей компанией.
В один из дней Констанца предложила ему проехаться верхом, и Найл с восторгом согласился. После обеда он катался на чалом жеребце по полю, усеянному цветущими анемонами. Констанца скакала за ним на маленькой изящной арабской кобыле. Она была искусной наездницей, крепко держалась в седле и твердо сжимала поводья маленькой рукой.
В дневной зной они остановились на лугу над морем, чтобы дать передохнуть лошадям и перекусить. Констанца расстелила на траве белую скатерть и разложила на ней хлеб, мягкий зрелый сыр, персики, груши, белое вино. Найл расседлал лошадей, чтобы они могли свободно пастись. Развесистое дерево укрыло их от солнца, воздух был насыщен запахом дикого тимьяна.
Они молчали. Потом Констанца заговорила:
— Скоро вы уедете. Когда поплывете в свою родную Ирландию?
Тень пробежала по его лицу.
— Не сразу. Прежде чем возвращаться в Ирландию, еще немного попутешествую. Но вернуться я должен — я единственный наследник у отца. Мои первый брак был расторгнут, второй не состоялся.
— Вы будете счастливы, сеньор Найл. Я каждый день молюсь за вас Пресвятой Богородице. Он погладил ее по щеке
— Какая ты милая, Констанца.
Она покраснела и прижалась щекой к его ладони. Вдруг Найлу захотелось ее поцеловать. Он обнял девушку, она задрожала, но не сопротивлялась. Ободренный, Найл нежно раздвинул ее губы и погрузился в сладостную пещеру, найдя девичий язык, осторожно его ласкал. Крепко сжимая ее одной рукой, другой он стал гладить ее полные юные груди.
Констанца отстранилась и судорожно вздохнула. Ее руки лихорадочно обнимали его. Она боялась, но боялась не Найла, а себя. Найл Бурк был джентльменом, и одно ее слово заставит его остановиться, но она никак не могла произнести этого слова. Прежде ни один мужчина не целовал ее. Сердце бешено колотилось. Он опять поцеловал ее, наполняя страстью нежную ее душу. Она и не подозревала, что может испытывать такое. Пальцы Найла расстегнули ворот, осторожно потянули вниз блузку.
Его поразило, что девушка так податлива. Найл был уверен, что она невинна, и все же она не сопротивлялась его порыву. На секунду он почувствовал укор совести, но тут же избавился от этого чувства: Скай мертва, он жив, а Констанца Гидадела — сама свежесть. Вот и ее грудь — золотистые шары, цвета темного коралла соски, будто нераскрывшиеся розовые бутоны. Почти благоговейно он ласкал и целовал их, наслаждаясь тихим девичьим стоном.
Констанца ощутила во всем теле незнакомое напряжение. Это ее немного испугало. Она не хотела, чтобы он прекращал ласки, но Найл внезапно остановился.
— Ты ведь девственница, крошка? — Она вспыхнула, и это послужило ему ответом. — Я не обесчещу тебя, Констанца, — серьезно произнес он. — Будет несправедливо, если я испорчу тебя для будущего мужа, ведь ты была так добра ко мне. Я не имел права делать и того, что сделал, и прошу меня понять и простить.
Констанца сидела недвижимо, не делая никаких попыток прикрыть свою наготу. Неподалеку на лугу чалый жеребец, дико и требовательно заржав, подошел к белой кобыле и стал нежно покусывать ее шелковистую шею. Констанца поднялась и, не говоря ни слова, скинула с себя остаток одежд, потом гордо посмотрела на Найла.
— Я хочу, чтобы вы сделали со мной то, что сделал с моей кобылой жеребец, — тихо проговорила она.
Найл Бурк почувствовал, как заныло у него в чреслах. Только святой мог отказаться от такого предложения, а он святым не был. Но он не был и развратником. Потом в его голове родилась мысль. «А почему бы и нет, — размышлял он. — Ведь рано или поздно это придется сделать».
— Хочешь стать моей женой, Констанца?
— Да, — ответила она.
Он поднялся на ноги, возвышаясь над ней, и сбросил с себя одежду. Она с интересом наблюдала за ним.
Братьев у нее не было, и она не имела понятия о мужском теле. На ее глазах член Найла гордо поднялся, как флаг перед битвой. Он взял ее за руку:
— Коснись его, крошка. Обещаю, он тебя не укусит… но будет крепко любить…
Ее миниатюрные руки сомкнулись на нем, нежно, но по-девичьи неумело. Найл затаил дыхание, боясь ее напугать, а она ласкала его, и от безыскусных прикосновений он не мог сдержать стона.
— Тебе больно?
— Нет, ты доставила мне безумное удовольствие, — он снова обнял и поцеловал ее.
Округлые, теперь твердые от растущей страсти груди Констанцы касались его волосатой груди, и соски напряглись от желания. Талия, точно охваченный пламенем шелк, задрожала, ноги раздвинулись, но голос был сильным и низким: