— Я хочу жениться на ней.
— Не смею тебя удерживать.
— Звучит не слишком оптимистично, Осман. Ты мне что-то недоговариваешь?
— Она не останется с тобой, Халид. У нее иная судьба — там, среди своего народа. Так говорят звезды. В ее жизни много мужчин, но она будет всегда идти своей дорогой, выполнять свое предназначение. Один мужчина особенно важен в ее жизни. Она уже встречалась с ним и, по всей вероятности, встретится снова. Ее душа с ним, а не с тобой, дружище. Почему ты не можешь наслаждаться ею, пока она с тобой? Зачем обязательно жениться?
Халид был потрясен. Астролог редко допускал ошибки.
— А что изменится, если я женюсь на ней?
— Ничего.
— Тогда я женюсь на ней. Ведь я люблю ее больше всех женщин в мире.
— А когда она захочет тебя оставить, ты разрешишь ей уехать?
— Она не захочет, Осман. Она не покинет меня из-за детей. Она не из тех женщин, которые бросают семью. Ведь она родит мне детей?
— Я в этом не уверен. У нее будет несколько детей, но родит ли она от тебя или нет, я мог бы сказать, сравнивая точные даты вашего рождения.
— Она родит мне сыновей, — уверенно заявил Халид, и Осман едва заметно улыбнулся.
И все же он был обеспокоен за друга. Женщина внесла смуту в гороскоп Халида эль Бея, в нем образовалась темная область, которую астролог был не в состоянии прозреть, и это беспокоило его. Но если друг будет настаивать на браке, он по крайней мере сможет выбрать для свадьбы лучший день. Астролог внимательно проглядел гороскоп, сделал новые вычисления и объявил:
— В субботу на восходе луны можешь брать ее в жены.
— Спасибо, друг. Ты, конечно, придешь, чтобы отпраздновать свадьбу с нами?
— Приду. Приглашенных будет много?
— Нет, Осман, с полдюжины, не больше: мой банкир, глава купеческой гильдии, мулла, турецкий командующий, секретарь Жан.
— А Ясмин?
— Думаю, не стоит.
— Ясмин тебя любит, Халид.
— Она думает, что любит меня. К тому же, Осман, я не могу позволить жене общаться со шлюхой. Осман рассмеялся:
— Ну вот, дружище Халид, в тебе одновременно заговорил и испанец, и мусульманин. — Астролог поднялся. — До субботы, господин Бей, и удачи с Ясмин.
Осман вышел, а Халид эль Бей еще несколько минут сидел и размышлял над его словами. Друг был прав: с Ясмин надо что-то решать. И чем быстрее, тем лучше. Поднявшись, он распорядился подать лошадей и в безветренный дневной зной покатил в сердце города — в свой «Дом счастья».
Знаменитый бордель окружала внушительная стена. Двери из мореного дуба, украшенные бронзой, охраняли два черных гиганта в красных шелковых шароварах, парчовых рубашках, тюрбанах и в туфлях с загнутыми носами. Открытая грудь и мускулистые руки были натерты маслом и сияли под солнцем. Оба сверкнули белозубыми улыбками, когда хозяин проехал мимо них во двор.
Спрыгнув на землю, он бросил поводья очаровательной девочке, которая улыбнулась ему по-женски соблазнительно. Она носила кисейные шаровары, сквозь которые просвечивали ее маленькие ягодицы, а грудь и ноги оставались обнаженными. Хорошее нововведение, подумал он, многие берберы больше всего любят неразвившихся девочек.
Он постоял минуту, оглядывая двор глазами собственника. Все было в отличном порядке: стены чистые, кусты подстрижены, цветочные клумбы ярки и ароматны.
— Господин Халид почтил нас своим посещением! — По ступеням в развевающемся черном с золотом платье бежала Ясмин. Вокруг нее плавало густое облако мускуса, он заметил сквозь платье подведенные киноварью соски. — Золотистые волосы украшал черный жемчуг, за ушком красовалась гардения. Халида всегда удивляло, как быстро она узнавала о приезде важного гостя и выходила его встречать.
— Дорогая Ясмин, ты, как всегда, прелестна.
Лесть заставила женщину расплыться от удовольствия.
— Пойдем. Мне нужно поговорить с тобой. — Он прошел в ее покои и терпеливо дождался, пока она приготовит ему кофе и подаст с пирожным из миндаля в меду.
— Как Скай? — наконец спросила она.
— Об этом я и приехал с тобой поговорить, — ответил Халид. — Я пришел к выводу, что она не подходит для этой — жизни.
— Слава Аллаху! Вы пришли в себя! Он чуть заметно улыбнулся:
— Ты не любишь Скай, ведь я не ошибся?
— Нет!
— Так тебе больше не придется возиться с ней, Ясмин. — Вы ее продаете?
— Нет. Беру в жены. В субботу вечером на восходе луны главный мулла Алжира нас соединит.
Лицо Ясмин исказилось. Потом, взяв себя в руки, она тихо рассмеялась:
— Вы шутите, господин. Ну и рассмешили вы меня. Ха-ха!
— Это не шутка, — просто ответил он. — Скай будет моей женой.
— Но она рабыня!
— Нет. Я ее освободил: Да она никогда рабыней и не была, Ясмин.
— А я?
— Ты рождена рабыней от родителей-рабов. Это твоя судьба.
— Я люблю вас! А она вас любит? Да как она может? Она едва вас знает. Я же знаю о вас все: что вас раздражает, что доставляет удовольствие.
И женщина распростерлась на полу у его ног.
Халид с огромной жалостью посмотрел на нее. Бедная Ясмин со всем ее восточным искусством любви. Да, когда-то он им наслаждался, но потом оно ему до смерти наскучило. Эта любовь унижала женщину. Ее учили ублажать господина, а он лежал почти безучастный, лишь механически извергая семя. Его наслаждение целиком оказывалось в руках женщины. И если ей не удавалось его удовлетворить… ее ожидали удары по пяткам.
Насколько лучше европейская любовь, думал Халид, где мужчина играет активную роль и его мужественное начало подчиняет себе женщину. А вершина ее страсти приносит ему истинное наслаждение, тешит мужскую гордость.
— Я люблю Скай, — объяснил он, — и сам принял решение. А ты, моя самая любимая и ценная рабыня, не можешь задавать мне вопросов.
— А что станет со мной? — заскулила она.
— Ничего. Будешь, как прежде, выполнять свои обязанности. — И, помолчав, добавил:
— Хочешь, я отпущу тебя на свободу? И буду платить за работу, которую ты для меня выполняешь?
Ясмин пришла в ужас. Испытала страх всей своей рабской сущностью, связывающей ее с Халидом эль Беем. Свободной он сможет выгнать ее в любую минуту. И теперь, наверное, так и поступит.
— Нет, нет, господин, я не хочу быть свободной!
— Хорошо, дорогая. Пусть будет по-твоему. А теперь поднимайся и проводи меня. — Он встал и, подав руку, помог Ясмин. — Твои услуги для меня и в самом деле неоценимы.
Она понимала, что господин бросает ей кость, но все же немного успокоилась.