– У Саммерсов обычно первым рождается парень, – пояснил он, раздеваясь и стаскивая сапоги. – А теперь, мадам, подвиньтесь.
Он лег рядом под пуховое одеяло и стал нежно ласкать жену.
– Боже, до чего же налилась твоя грудь! Наше дитя получит вдоволь молока!
Он припал поцелуем к ее затылку, и Синара блаженно вздрогнула.
– Прилично ли мне сгорать от вожделения в такое время? – спросила она. – Наверное, считается ужасно непристойным лежать с мужчиной, когда в животе брыкается дитя, а в потаенном местечке нестерпимо зудит.
Он хмыкнул, обдавая ее горячим дыханием.
– Чувствую, что буду наслаждаться каждой минутой брака с тобой, дорогая Син.
Он сунул пальцы между ее бедер и, ощутив влагу, сочившуюся из сомкнутых складок, обрадовался, поскольку сам едва сдерживался, возбужденный ее цветущей плодовитостью.
– Доверься мне, дорогая, – пообещал он, – и я сделаю все, чтобы ублажить нас обоих.
И он сдержал слово, скользнув в нее сзади, медленно и осторожно, переплетя ее ноги со своими. Синара всхлипнула от удовольствия. Их взаимная тяга оказалась так велика, что оба достигли острова блаженства быстро и одновременно.
Потом Синара лежала, распростершись между ног мужа, пока его большие ладони гладили белый набухший живот. Когда ребенок снова заворочался с такой силой, что сквозь тонкую кожу обрисовался контур крохотной пятки, супруги рассмеялись.
– В последние дни на него просто удержу нет, – пояснила Синара. – Когда мы отправимся в Саммерсфидд-Парк?
– Только после рождения ребенка, когда вы оба сможете без опаски пуститься в путь. И увидим наш дом к лету, дорогая жена. Я не собираюсь рисковать ни тобой, ни младенцем.
– Я сама родилась в этом доме, – сообщила Синара. – Давай останемся, пока я не подарю тебе сына. Здесь нас никто не потревожит. Пока что я не желаю ни с кем тебя делить, Гарри Саммерс.
– И я тебя, – согласился он. – Ты такая восхитительно спелая, Син. Когда появится наше дитя?
– В конце февраля. Гарри, а какое сегодня число? Нужно запомнить день, когда мы обвенчались!
Граф на минуту задумался.
– Девятое декабря, – вспомнил он наконец.
Синара улыбнулась:
– Интересно, что все мы – Дайана, Фэнси и я – вышли замуж в декабре. Наверное, это хороший знак.
В дверь тихонько постучали, и послышался мягкий голос Эстер:
– Ужин готов, милорд и миледи. Дробные шаги прозвучали по ступенькам.
– Мы должны оставить Эстер, – предупредила Синара. – Я не умею готовить.
– В таком случае мы обязательно должны оставить Эстер, – согласился граф Саммерсфилд и, поднявшись, стал одеваться. – Пойдемте, мадам. Не хотите же вы шокировать бедную служанку!
– Эстер уже такого навидалась, что вряд ли я чем-то сумею ее шокировать, – заверила Синара, но все же последовала примеру мужа и тоже натянула платье.
– Зато я, мадам, – поддразнил он, – вполне способен ее шокировать. Но поскольку она нам нужна, постараюсь вести себя прилично.
– Вижу, Уикиднесс, – пробормотала Синара, – что женитьба и будущее отцовство не притупили твоего чувства юмора.
– А Нелли Гвин так не считает, – возразил он. – Утверждает, что теперь мне придется отказаться от своего дворцового прозвища.
– Ни за что! – воскликнула она. – Мы навсегда останемся Син и Уикиднессом, Грехом и Пороком, дорогой мой муж. Навсегда!
– И во веки веков, – подтвердил граф Саммерсфилд, беря жену под руку.
Эпилог
КУИНЗ-МОЛВЕРН 9 АВГУСТА 1670 ГОДА
Жасмин открыла глаза навстречу чудесному летнему утру и долго лежала, прислушиваясь к птичьему пению за открытым окном, где маленькие создания приветствовали наступление нового дня. Девятое августа. День ее восьмидесятилетия. Кровь Господня! Куда девались все эти годы?
Но она тут же рассмеялась. Этот вопрос, вне всякого сомнения, рано или поздно задают себе почти все люди. Что же, она уже сказала, что ни о чем не жалеет. Жизнь ее была полной, как кубок пенистого вина.
Дверь спальни открылась, и в щель просунулась седая голова Оран.
– Мадам проснулась? – спросила она.
– Мадам проснулась, – подтвердила Жасмин.
– Я принесу вам чай, мадам, – пообещала служанка, уходя.
Что за сокровище эта Оран! Впервые она приехала сюда из Франции с Отем, дочерью Жасмин, но существование в ее доме показалось служанке донельзя тоскливым. Тогда Жасмин предложила ей место у себя. Слуги, всю жизнь проведшие с ней, состарились и больше не могли работать. Рохане и Торамалли было одиннадцать лет, когда родилась сама Жасмин.
Бирюзовые глаза немолодой женщины затуманились легкой дымкой слез. Близнецы преданно служили ей и умерли этой весной почти одновременно, сначала ушла одна, через несколько недель – другая. Но в январе им исполнился девяносто один год, так что их кончина ни для кого не явилась сюрпризом. Старушек похоронили на семейном кладбище, рядом с Адали, любимым слугой Жасмин. С уходом Роханы и Торамалли оборвались последние нити, связывавшие ее с прошлым. От ее юности больше не осталось ничего, кроме нескольких ящичков с драгоценностями, которых она больше не носила.
«Кровь Господня! – снова выругалась она про себя. – Я, наверное, из ума выживаю! Неужели превращаюсь в одну из тех старух, которые с годами становятся отвратительно сентиментальными и целыми днями ноют о прелестях прошлого? Сегодня мне восемьдесят. И я получила самый прекрасный подарок из всех возможных. Со мной мои дети и почти все внуки. Сегодня мы отпразднуем день, когда много лет назад, в Индии, я вошла в этот мир как Ясаман Кама бегум, дочь Могола».
Оран вернулась с подносом, на котором стояла красная роза в узкой серебряной вазочке. От чайника шел густой аромат черного чая. Служанка поставила поднос на ближайший столик, взбив подушки, помогла хозяйке сесть и только потом водрузила поднос ей на колени. Жасмин улыбнулась при виде маленькой чаши с очищенными абрикосами в простокваше, которые она очень любила.
– Ты меня балуешь, – усмехнувшись, заметила она.
– Сегодня день рождения мадам, как же ее не баловать!
– Все встали?
– Нет, только кое-кто из джентльменов и ваша дочь Фор-тейн, мадам, – сообщила Оран. – Такая красивая, но печальная дама.
– Да, – согласилась Жасмин. – Тоскует по мужу. Какая трагедия! Кто бы мог подумать, что Кайрен Деверс умрет той же смертью, что и первый муж Отем! Бедная Фортейн скучает по Мэриленду, но я так рада, что она вернулась в Англию, потому что уже не надеялась увидеть ее в этой жизни. Отем была совсем малышкой, когда она уехала. Должно быть, прошло лет сорок.