— Уступаете ли вы мне, дорогая? — спросил король, и она едва успела прошептать «монсеньор», как уста ей накрыл его горячий рот.
Готовая пережить то же, что и с Джеймсом, графиня с удивлением ощутила трепет. Тело расслаблялось. Глаза ее закрылись, и она глубоко вздохнула.
А Генрих негромко засмеялся, его тонкие пальцы быстро расшнуровали корсаж, обнажив гостью до талии.
Рот короля спустился по ее стройной шее к шелковистым шарам грудей. Она не смогла остановить его, хотя какой-то краткий миг и пыталась, несмотря на возмутительно сладостные ощущения, которые на нее накатывали. Так было нельзя! Она его даже не знала.
— Нет, нет, дорогая, — ласково возразил король, вжимая ее спину в подушки. — Вы хотите этого не меньше меня.
И пораженная. Кат осознала, что король говорит правду. Она не знала его, однако ей нужно было его настоящее мужское тело, чтобы заново утвердиться в своей чувственности. С Джеймсом она ощущала себя шлюхой.
С Генрихом Наваррским, почти что незнакомцем, снова чувствовала себя живой и женственной.
Губы мужчины чертили узоры по ее трепещущим грудям, шли ниже к дрожащему пупку. Широкие мягкие руки ласкали ее с таким умением, что дух захватывало, и она даже почти лишилась чувств. Эти руки проникли под ее пышные юбки, поглаживали атласные бедра, а затем перешли к самому сокровенному. Внутри нее накапливалось мучительное пульсирующее напряжение.
Учащенно дыша, она закричала: «Монсеньор!», а когда жесткий орган вошел в нее, благодарно расплакалась.
Король двигался мягко, радуясь ее страстному ответу, с готовностью задерживаясь в ее теплой плоти и следя, чтобы она, ощущая миг своего великого наслаждения, обрела его вполне. Затем, вознеся ее в последний раз к высотам блаженства, Генрих и сам испытал его. Возбужденная этим искусным любовником, Кат лишилась чувств, а затем, не открывая глаз, погрузилась в расслабленный сон.
Несколько часов спустя, когда графиня проснулась, король сразу подошел к ней с бокалом охлажденного вина.
Вспомнив, что произошло между ними, она зарделась и приняла подношение, опустив взгляд.
— Посмотрите на меня, дорогая, — нежным голосом приказал Генрих и рукой властно поднял ее лицо. — Мне жаль Джеймса, и, конечно же, я завидую моему другу лорду Ботвеллу, — сказал он.
Изумрудные глаза графини широко раскрылись, и она проглотила комок, поднявшийся в горле.
— Вы… Вы знаете Френсиса?
— Да, милая, знаю. Мы немало вместе поразвлекались, пока он по-глупому не убил на дуэли одного де Гиза. А у меня и так достаточно хлопот с этой семьей, и я вынужден был изгнать из Франции своего друга.
— Тогда вы, очевидно, знаете, что я еду в Неаполь, чтобы выйти за него замуж?
— Да, милая.
— И вы с самого начала не собирались препятствовать мне?
— Да, милая.
— О-о-о-о!
Кат раскрыла глаза от возмущения. В ярости она соскочила с кровати и отчаянно принялась снова себя зашнуровывать.
— Боже мой, монсеньор! Как вы могли? Как вы могли?
Генрих Наваррский не смог удержаться и рассмеялся заливистым смехом. Он ухватил маленькую ручонку, колотившую его по груди.
— А дело в том, чудесное вы создание, что в окружении целого двора, полного восхитительных, ластящихся красавиц, Френсис только и делал, что вздыхал да грезил о вас! Я не мог поверить, что существует такое совершенство. Но теперь, — и король улыбнулся, глядя на нее сверху, — я верю, дорогая моя!
Он поднял ее лицо.
— Вы же не расскажете моему доброму другу Френсису, что я так постыдно воспользовался вами? Ведь не скажете, милая?
Губы Кат задрожали.
— Вы несносный человек, монсеньор, — выговорила она Генриху, начиная помимо своей воли смеяться.
Пальцы хозяина алькова умело зашнуровали ей корсаж.
— Разве так было страшно наше деяние? У меня создалось впечатление, что вы наслаждались не меньше моего.
Их глаза встретились, и король услышал ответ:
— Наслаждалась, монсеньор, но по причине, о которой вы не подозреваете.
— Скажите же!
— На прошлое Рождество мой сын женился на Изабелле Гордон, и Джеймс Стюарт приехал в Гленкерк, чтобы проводить дни на охоте, а ночи — в моей постели.
Когда он прикасался ко мне, я ничего не ощущала. Чтобы не оскорбить короля, я была вынуждена изображать чувства, которых не испытывала. После нескольких таких ночей я стала бояться, не случилось ли уж со мной чего-нибудь.
— А сегодня, — ухмыльнулся Генрих, — вы обнаружили, что с вами ничего не случилось, так?
— Да, — тихо ответила она.
— Я счастлив своим вкладом в ваше успокоение, мадам графиня, — сухо молвил король.
Катриона озорно улыбнулась.
— Не изображайте из себя обиженного, монсеньор!
Это вы меня соблазнили!
Генрих улыбнулся тоже.
— Не буду отрицать, мадам, что мы провели восхитительные минуты. — Он прикоснулся пальцем к ее носу и вздохнул. — Но теперь вам надо ехать обратно в замок вашего дядюшки и готовиться к путешествию в Италию.
Кат схватила его руки и поцеловала.
— Спасибо, спасибо, монсеньор! Тысячу раз спасибо!
Король снова взял ее лицо в свои ладони.
— Вы очень любите его, да, милая?
— Да, монсеньор, люблю. Эти три года тянулись страшно долго и одиноко. Без него я жила лишь наполовину.
— А я подобных чувств ни к кому не испытывал, — вздохнул Генрих.
— Не думаю, что такая любовь выпадает многим, и не понимаю, почему выпало именно нам с Френсисом, но это так!
Генрих нежно провел пальцем по ее щеке.
— Как вы прекрасны, дорогая, со всей вашей невинной любовью, которая светится в этих чудесных зеленых глазах. Спокойно отправляйтесь к вашему ненаглядному повесе и передайте, что я по нему скучаю. Каким бы украшением вы оба стали для моего двора!
Взяв плащ Катрионы, король бережно накинул его на плечи. Потом за руку проводил до выхода и открыл дверь.
— Вот она, святой отец, жива и здорова.
Напоследок Генрих поцеловал ей руку и сказал:
— Прощайте, мадам графиня.
Дверь в комнату закрылась, и Кат осталась в коридоре одна с Ниаллом Фиц-Лесли. Священник отвел ее обратно к карете. А когда они уже спокойно ехали, спросил:
— Итак, мадам, вы уходите из лап льва невредимыми?
Графиня рассмеялась.
— Почти, святой отец. И все-таки мне понравился ваш король.
— Тогда вы свободны и можете продолжить путь к лорду Ботвеллу?