– И что?
– Поразительно, ты глупеешь на глазах, – сказал
Мазур. – Боже упаси, ничего противозаконного. Я официальнейшим образом
запущу серьезный государственный механизм, привлеку с в о ю контору. Наша
контрразведка, чтоб ты знал, по крайней мере не уступает той фирме, что тебя
породила, а то и превосходит – у н а с, дружище, как-никак, не было той череды
дурацких реорганизаций, которая вас сотрясала долгие годы... Плюс к этому
учитывай время, реалии эпохи. Хотя... От эпохи мало что зависит. Во все времена
в любых спецслужбах хватало молодых решительных карьеристов, жаждущих
выслужиться на з в о н к о м деле. Ты что, сам никогда с этим не сталкивался,
когда был еще в рядах? Жестокая правда, дружище Лукич, в том и состоит, что из
тебя, как два пальца, можно сделать превосходного шпиона. Пальчики оближешь.
Моя краткая биография, та, что лежит у тебя в столе, наполовину как минимум
состоит из сведений, которые даже сегодня составляют строжайше охраняемую
военную и государственную тайну. Просекаешь, Лукич? Сюда примчатся хваткие
ребятки в погонах, и я им изложу душещипательную историю про то, как ты,
декадент и пижон, сфабриковал против меня компромат, каковой и предъявил, чтобы
завербовать меня в иностранную разведку... Вербовал ты меня, сука такая,
цинично и беззастенчиво, уговаривал продаться иноземному супостату, или,
культурно говоря, вероятному противнику.
– Думаешь, прокатит?
– А ухмылка-то у тебя не такая уж и беззаботная, да и
голосок дрогнул, – сказал Мазур. – Ты, в конце концов, не дурак,
прекрасно понимаешь, что грамотно сшитое дело – штука страшная... Листочек с
моей биографией наверняка в твоих пальчиках, как барбоска в блохах. В первую
очередь тебя спросят: где взял, сука, падла, зараза? И тебе придется либо
молчать, как рыба, либо закладывать твоих боссов, что, в принципе, твою участь
облегчит ненамного, потому что большие боссы наверняка от тебя после такого
прокола отрекутся и станут уверять, что впервые видят. А сами позаботятся,
чтобы ты в камере самоубийством ненароком покончил... Ты, Лукич, в данной
ситуации – классический к р а й н и й. Конченый человек. А вот насчет меня –
еще бабушка надвое сказала. Есть огромный шанс, что во всей этой шпионской
шумихе мне удастся грамотно обойти подводные камни. Я-то буду весь в белом – геройски
скрутил чертова шпиона, потрясавшего м н и м ы м компроматом... Вы, кстати,
Муслима, я подозреваю, так и не убрали? Зря. Он немало интересного расскажет,
как и Катенька Кудинова, которая тоже получит возможность объявить компромат на
себя ф а л ь ш и в ы м. Нету никакого компрометирующего видео, что на меня, что
на нее. Это все шпионские ухищрения, монтаж, компьютерная обработка, фальшак...
Сам прекрасно знаешь, как работает огромная бюрократическая махина. Когда
шпионское дело закрутится, его уже не остановишь. И самый надежный способ,
повторяю, не вытаскивать тебя из дерьма, подвергаясь опасности засветиться, а
тихонечко пристукнуть в камере. И концы в воду... Но официальных лиц я вызову
чуточку погодя. А до того мои ребятки с тобой немного поработают –
эффективнейшими методами, не оставляющими следов, но язык развязывающими
моментально. Чтобы кое-что из тебя выкачать исключительно для моего личного
употребления. Глядишь, и пригодится. Люди в наше время приучены делать деньги
решительно на всем...
Мазур выпрямился, присел в кресло, развернул его так, чтобы
видеть поскучневшего Лукича. Распечатал бутылку французской минералки, налил
себе стаканчик, с удовольствием выпил и осведомился:
– Водички дать? А то что-то ты позеленел и глазки
закатываешь... Ну, хочешь водички? Я Женевскую конвенцию соблюдаю свято, даже в
отношении...
В кармане у него мелодичной трелью залился мобильник.
Глава 8
Как джентльмен джентльмену
На экране обозначилось, что номер скрыт. Мазур, не медля,
нажал соответствующую клавишу.
– Кирилл Степанович? – раздался мужской, совершенно
спокойный, уверенный голос.
– Я самый, – сказал Мазур.
– Насколько я понимаю, вы уже закончили развлекаться с тамошними
бедолагами, имевшими несчастье вас крупно недооценить?
– Честно говоря, не совсем, – сказал Мазур.
– Собираетесь претворять в жизнь то, что пообещали Лукичу?
– Почему бы и нет? – сказал Мазур. – В этом есть
смысл, не столь уж утопическая затея...
– Я бы вас убедительно попросил этого не делать, Кирилл
Степанович. Во-первых, я принял определенные меры, и люди снаружи вполне в
состоянии блокировать в а ш и х людей. Во-вторых, мне думается, что мы все же
смогли бы договориться...
– Что-то в этом есть, – сказал Мазур, чуточку
подумав. – По крайней мере, ваш лексикон и стиль общения в лучшую сторону
отличаются от присущих Василию Лукичу, который сейчас лежит и грозно вращает
глазами...
– Представляю себе. Так что же, поговорим спокойно?
– Вы, я так понимаю, снаружи?
– Не совсем. Я, собственно, за той дверью, которую вы так и
не смогли открыть, изучая помещение. Сейчас я ее открою и войду, совершенно
один...
– Вот этот нюанс меня как раз не беспокоит, – сказал
Мазур. – Есть некоторый опыт общения и с целыми группами...
Послышался смешок:
– Вот это меня в вас крайне привлекает... встречайте, я иду.
Мазур не спеша вышел в коридор. Как раз в тот момент, когда
дверь неспешно отворилась и вошел человек лет на десять постарше Мазура,
безукоризненно одетый, осанистый, по советским меркам тянувший даже не на
первого секретаря обкома – гораздо выше. Положительно, персона была совершенно
иного полета, нежели спутанный Лукич (именно «полета», а не вульгарного
«пошиба»). Тем более что в руке у незнакомца Мазур усмотрел телефончик «Верту»,
стоивший не менее тридцати тысяч баксов, – игрушка опять-таки недостижимая
для Лукича, какую бы жирную зарплату ему ни платили. Вот так оно будет лучше,
подумал Мазур. Настоящая п е р с о н а пожаловала...
Мимоходом заглянув в комнату, где томились связанные качки
вкупе со сволочной бабой Надей, незнакомец хмыкнул без малейшей озабоченности
на лице, скорее весело, подошел к Мазуру и протянул руку:
– Меня зовут Михаил Петрович. Фамилия вам ничего не скажет,
хотя у меня нет причин ее скрывать, и, если желаете...
– Всему свое время, – сказал Мазур.
– Пройдемте в кабинет? – войдя в приемную, Михаил
Петрович с жалостью покосился на секретаршу, откровенно страдавшую: – Вы даже с
бедной девочкой решили поступить, как со всеми, не делая исключений?
– В подобной ситуации и в подобном помещении исключений ни
для кого делать нельзя, – сказал Мазур, – поскольку такая вот милая
девочка может запросто шарахнуть в спину из чего-нибудь огнестрельного...
– Логично. Уважаю здоровый педантизм... Пойдемте? –
оказавшись в кабинете, Михаил Петрович сразу прошел к спутанному хозяину и,
вежливо с ним раскланявшись, произнес: – Должен отметить, милейший Василий
Лукич, что я восхищен вашими профессиональными качествами, которые вы столь
блестяще продемонстрировали...