Мазур огляделся, еще раз убедившись в совершеннейшем
отсутствии свидетелей. Протянул руку, выключил зажигание, выдернул ключ и сунул
во внутренний карман пиджака, проделав это так быстро, что Патрикеич попросту
не успел отреагировать.
Он и пискнуть не успел ни слова – Мазур развернулся к нему
всем корпусом и залепил оглушительную пощечину, потом, симметрии ради, добавил
по другой щеке, столь же звонко и хлестко. Легонько ткнул костяшками пальцев в
кадык, так что адвокат моментально задохнулся, скрючился за рулем в три
погибели, перхая и отчаянно пытаясь продышаться. Сопротивляться он и не
пытался.
Закурив, Мазур выпустил густую струю дыма в лицо собеседнику
и сказал совершенно спокойно, брезгливо, с несомненным превосходством:
– Ты кого же хотел вокруг пальца обвести, гнида юридическая?
Знал бы ты, какие волки меня сожрать пытались или хотя бы перехитрить – даже и
не брался бы...
– Охренели? – взвизгнул Патрикеич, обретя наконец
способность кое-как дышать.
– Сиди смирнехонько, – прикрикнул Мазур. – А то
врежу уже всерьез, так, что ребра напополам...
– Вы что?
– Дурак ты, дурак, – ласково сказал Мазур. – И
хитрости у тебя дурацкие, просекаемые легко...
– Да вы о чем?
– Сидеть, я сказал! – рявкнул Мазур. – Дай-ка я
тебя обыщу для порядка... Да нет, никакого ствола, откуда у тебя ствол, поганка
бледная...
– Вы что...
– Молчать, – сказал Мазур резко, словно топором
рубанул. – Слушай и пасть не разевай пока что, за первое же вяканье бить
буду жестоко и всерьез. Ты меня уже знаешь немножко... Не будем размазывать
манную кашу по чистой скатерти. Как говорил герой бессмертной киноленты,
сдается мне, мил человек, что ты стукачок. Точнее говоря, лично мне не сдается
и не мерещится. Точно знаю. Как я тебя вычислил и каким образом, тебе знать нет
необходимости, это, извини, мои секретные технологии. А потому не будем тянуть
кота за яйца и перейдем к сути. Это ведь ты, козлик, сегодня на нас навел этих
чертей в спецназовской сбруе... Точнее, не ты персонально, а тот, кому ты меня
закладываешь, дела наши скорбные регулярно выдаешь...
– А почему именно я? Человек шесть знали...
– Это кто ж тебе сказал? – усмехнулся Мазур с высот
несказанного превосходства. – Какие шесть? Подловил я тебя, придурок, с
этой виллой. Понял? В э т о т раз правила игры оказались совершенно другие –
исключительно ради того, чтобы убедиться в твоем стукачестве. Ребята на сей раз
не знали до последнего момента, куда едут. Более того: наш очередной
неисправный должник к тому особнячку никакого отношения не имеет. Если по
совести, я вообще не знаю, кто там живет, – поскольку, сам понимаешь,
вовсе и не собирался туда заходить. Выбрал его от балды – чтобы выглядел
солидно, и только... Ты о д и н – ну, не считая меня, конечно, – знал,
куда мы едем. Я тебе соврал, что остальные тоже знают, ты и клюнул. И там нас
ждала засада... Нет в тебе, Патрикеич, н а с т о я щ е й хитрости, уж прости –
так, легкая житейская пронырливость, и не более того... Вот и купился. А между
прочим, этот приемчик товарищи большевики пользовали еще лет сто назад.
Заподозрили, скажем, троих в том, что стучат. И устроили проверочку. Одному
говорят, что у Федора в поленнице бомбы спрятаны. Второму – что у доктора
Киршенбаума хранится динамит для революционных целей – сатрапа какого-нибудь
подорвать. Третьему – что у слесаря дяди Пети в сараюшке прикопаны директивы
Ленина из самой что ни на есть Женевы. Ну, а потом остается только посмотреть,
у кого сделают обыск ближайшей же ночкой – у товарища Федора, доктора
Киршенбаума или сараюшку вверх дном перевернут у слесаря. Вот так. Старый
прием, но чертовски эффективный, согласись... Бля буду, Патрикеич, ты один
полагал, что мы пойдем в гости именно в тот домик... На том вся интрига и
строилась. Ну, что молчишь? Хрюкни что-нибудь. А потом я тебе прокручу
пленочку, разговор твой с этим скотом, на которого ты работаешь. Микрофончик у
тебя в машине давненько пристроен...
Насчет записей и микрофона он откровенно блефовал, но должно
было хватить и ловушки с особняком. И точно – Патрикеич, насколько можно было
разглядеть в полумраке, пришел в состояние совершеннейшего расстройства чувств,
п о п л ы л, как кусок пластилина на горячей печке.
– Ну чего тебе не хватало, паскуда? – спросил Мазур
прямо-таки с отеческой укоризной. – Процент тебе капал неплохой, работы
впереди был непочатый край. Так нет, обязательно нужно было скурвиться. Вот как
ты сам полагаешь, отрежу я тебе яйца или попросту без затей в сортире притоплю?
Ты не дите малое, сам понимаешь, как в нашем веселом бизнесе с разоблаченными
стукачами поступают... Ты за ручку-то не хватайся, я двери заблокировал, да в
любом случае выскочить не успеешь, я тебя раньше удавлю... Ну, хрюкни
что-нибудь покаянное, разрешаю.
– Кирилл Степанович...
– Пятьдесят уж лет как Кирилл Степанович, – сказал
Мазур холодно. – Ну, гнида...
– Да поймите вы...
Мазур положил ему руку на плечо, двумя пальцами легонько
надавил на болевую точку (отчего Патрикеич нешуточно взвыл и дернулся), сказал
задушевно:
– Думаешь, мне не приходилось яйца в кулаке давить? Знал бы
ты, какой при этом треск раздается специфический, а уж ощущения, судя по слышанным
мною воплям, – хуже некуда... Не мямли, сука! – рявкнул Мазур злым
шепотом. – Если покаешься чистосердечно и подробно, получишь шанс и живым
остаться, и организм свой поганый сохранить в целости. Но если будешь
запираться, моментально вызвоню ребят, отвезем тебя в уютное тихое местечко и
там уж поговорим по всем правилам, с колоритными деталями вроде паяльника в
жопе и отрезания ушей в четыре приема... Я похож на человека, который крови
боится?
– Кирилл Степанович, я не виноват, собственно говоря... Так
уж вышло...
– Мало тебе показалось, сучонок? – брезгливо поморщился
Мазур. – Решил и у меня заработать, и на мне?
– Ну что вы... Они меня заставили...
– Кто?
– А я знаю? – огрызнулся Патрикеич. – Но одно
ясно: люди серьезные. Две недели назад они меня подловили. В сауне...
– Бог ты мой, – сказал Мазур, – неужели с
мальчиком? Так за это сейчас статья отменена...
– Ага... С какой-то сучьей малолеткой. Я ж не знал...
– Тихо, тихо, – сказал Мазур. – Спокойно и по
порядку.
– Две недели назад я вызвал Жанку в сауну... не в ту, где мы
сегодня были. В другую. Их ведь немерено... Вместо Жанны приехала какая-то
бикса, совершенно незнакомая, сказала, что у Жанки жуткая нестыковка, подхватил
в последний момент какой-то постоянный клиент из тех, кому не откажешь, –
и потому она вместо себя свободную подружку послала... Ну, какая разница?
Девочка была штучная, на вид все восемнадцать, я, недолго думая, ей велел
раздеваться... И не успел ничего! Влетели эти черти. Один в ментовском,
капитан, удостоверение, без дураков, правильное. Двое в штатском, они вообще не
представлялись – но они-то меня и прессовали, а капитан торчал на подхвате,
статьи цитировал, живописал, что мне в СИЗО устроят... У этой сучки был при
себе паспорт – и довольно, знаете, мятый, явно не специально для этого дела
смастеренный. Четырнадцать с половиной, такие дела... Я же юрист, Кирилл
Степаныч. Не по уголовным делам, но все равно УК знаю. Статья корячилась, как
два пальца. Уж на семьдесят два часа они меня могли закрыть по-любому, а
там... – Патрикеича явственно передернуло: – В общем, они нажали, я и
потек...